Из старого, 2008 год

Звенят-звенят бубенцы, кружится-вертится разноцветье перед глазами... разноцветье-разнотравье-разнодеревье-разнозверье... весело! Здесь Пан, куролесый сын Диониса, заправляет - и как заправляет! - некогда думать, некогда сомневаться, некогда вспоминать, и грустить тоже некогда: голова хмельная кружится, а и не хмельная - тоже кружится, и от смеха челюсти болят, и дыхание спирает, и звезды в глазах хороводы водят...
А Пан из общей кучи давно уже вылез, сидит у края поляны на ветке дерева, ногами болтает, глаза щурит, улыбается...
Несерьезно.

А потом очнешься на поляне этой самой, только хмель буйства сошел уже, и нет никого, и звезды чинно на своих местах светятся, и разнотравье окутывает-опутывает сладкими ароматами - на траве же этой самой и валяешься, руки раскинув. А в сладость вплетается нотка полынная, чуть заметной горечью вплетается, и щекочет, будоражит память, и вспоминаешь вдруг, и переворачиваешься, и лицом в траву зарываешься, вдыхая горечь эту... а белые маленькие цветы по всей поляне рассеяны, потоптаны, но живые еще - покачиваются на ветру, звезды отражая.
А Пан хмыкает, легко с ветки спрыгивает и уходит, не оборачиваясь, под нос себе что-то на ходу насвистывает...
Все еще несерьезно.

@темы: тексты, Оридж

---

Зарисовка по Гаттаке

Два гения на одну квартиру - это много или мало? Говорят, гений - это один процент таланта и девяносто девять процентов труда. Если гениальность гарантирована самим фактом твоего рождения, будешь ли ты трудиться? Если гениальность недосягаема для тебя с младенчества, будешь ли ты пытаться? Если один процент таланта отдать одному, а девяносто девять процентов труда - другому...

Двое мальчишек в одной квартире. Один - отчаявшийся, другой - отчаянный. Один - сломлен неудачными попытками стать тем, кем его видят, другой - все еще надеется стать тем, кем его видеть не желают. Они начали забег с противоположных концов трассы и бежали вперед, пока не встретились. И тогда один из них остановился. Возможно, ему пора развернуться и начать догонять второго, пока тот не скрылся из виду. Возможно, он все еще может это сделать.

Джером Юджин Морроу всю свою жизнь знал, что делает. Ему было предписано быть первым - и он старался таковым стать. Кто знает, почему ему это не удалось... возможно, он выбрал не ту область - возможно, квантовая физика далась бы ему лучше, чем плавание. Возможно, ему не везло. Возможно, у тех, кто обходил его, генетическая фора была больше. Это был самый удобный вариант. К чему винить себя, если знаешь, что ты запрограммирован быть чуть хуже, чем соперник? Чуть медленнее, чуть слабее, чуть менее выносливым... да, это был очень удобный вариант. Особенно после аварии.

А потом появился Винсент и все испортил.
Винсент, изначально не способный на достижение успеха. Винсент, со своими одышкой, слабым сердцем и близорукостью. Винсент, не знающий доброй половины того, что знал Юджин к двенадцати годам... Винсент, упрямо продолжающий мечтать и отказывающийся считать себя побежденным, пока есть силы еще хоть на один гребок. Раздражающе дерзкий, упорный, неуклюжий, наивный. Не считающий Юджина инвалидом, потерянным для общества, или что жизнь его закончилась в момент аварии или в момент поражения. Не смотрящий на него сверху вниз или снизу вверх.

Сложно иметь друзей в стерильном мире, где все оцениваются согласно заложенному в них потенциалу. Сложно дружить с кем-то, когда у тебя есть научно обоснованный и общепринятый способ оценить, насколько этот кто-то хуже или лучше тебя. Сложно не дружить с Винсентом, который умудряется вести себя так, будто прошедшего столетия не было - хотя кому, как не ему, знать: было. Юджин в свои тридцать лет впервые смотрит кому-то в глаза и понимает, что оценки и сравнения неуместны. Понимает - не значит: признает. Это у него еще впереди.

Вопрос: Автор молодец

1. всего хорошего автору		3	(100%)
Всего:		3

@темы: фикшн

---

А что я нашла...

С посвящением моему синеглазому дракону. Я даже не помню, показывала ли я кому-либо этот текст ранее.)
Второе стихотворение, написанное в годы, когда я не писала стихов.

Лукавый взгляд, искристый смех,
Бравада, жесткость, боль и грех,
Сарказм, хрупкость, все в тебе
Смешалось.
Захочешь вдруг - прожжешь насквозь,
Захочешь - отогреешь от
Любого льда, любой беды, любой непрошенной воды
Из глаз тревожных, злых, больных...
Мой ангел?
Мой демон? Ветер? Свет? Дракон?
Кошмар ночной иль сладкий сон?
Слова, мелодия и кисть
Бессильны...
Как можно Чудо описать?
Сказать - "люблю", "пропал" - сказать,
Доверчиво твою ладонь найти губами, взгляд поймать,
Принять все то, что ты сама отдать
Захочешь.

Лечу, покуда хватит сил,
Быть может - вверх, быть может - вниз,
Мне парашют - твоя любовь,
И только.

@темы: тексты

---

"Все дело в расстановке приоритетов", - говорит Софья, улыбаясь. Она почти всегда улыбается, когда с кем-то разговаривает. Это случается непроизвольно. Улыбка выражает радость от общения и внимание к собеседнику. Некоторые недоумевают и обижаются, путая улыбку с насмешкой, и тогда она старается слушать и отвечать серьезно. Но - и это отдельный повод для радости - ее улыбку редко путают с насмешкой.

Софья могла бы ответить на вопрос "Как дела?" добрым десятком способов.

Она могла бы рассказать о круговороте боли в ее теле. Не то, чтоб у нее постоянно болело что-то одно, но моментов, когда боли нет совсем, почти не бывает. Часто болит нога, пульсируя и посылая импульсы в мозг, провоцируя сжать зубы или начать скулить. Это нужно перетерпеть, делая вид, что не замечаешь, и тогда - иногда через несколько минут, иногда через несколько часов, - нога сдается, и на первый план выходит живот. С ним проще всего справляться дома, когда можно лечь и гладить его теплой ладонью, смиряя боль. Несколько минут передышки, неловкий поворот - и напоминает о себе спина. Или шея. Или голова - в последнее время все чаще. Или подвернутая когда-то лодыжка. Или глаза. Или копчик. Или подушечки пальцев - с недавних пор они реагируют так на холод. А во время месячных, конечно, болит грудь. Боль сопровождает Софью повсюду, и стала уже привычной. Чаще всего ее получается не замечать, хотя забыть о ней, конечно, никак не возможно. Разве что в сонные утренние мгновения (а это всегда мгновения, даже если они длятся десятки минут), когда ты уже не там, но еще не здесь, и можно позволить себе не вставать. Возможно, это одна из причин, по которым Софья так любит с утра понежиться в постели.

Она могла бы рассказать о приступах паники, которые хоть и редко теперь - но все еще порой случаются с ней, и тогда приходится останавливаться и дышать под счет, как на уроках физкультуры в далеком детстве. Этот способ она когда-то вычитала в сентиментальном романе, и с тех пор машинально начинает дышать под счет каждый раз, когда понимает, что самостоятельно делать это организм отказывается.

Она могла бы рассказать о том, что иногда, когда она стоит в метро, или на балконе театральной ложи, или у пешеходного перехода, ей хочется шагнуть вперед просто чтобы узнать, что будет.

Она могла бы рассказать о тех, о ком скучает. О тех, кого больше нет в ее жизни и никогда не будет. О тех, кто далеко - во времени или в пространстве, или по совокупности прочих обстоятельств. О тех, кого в этой реальности она так и не встретила, и уже почти не надеется встретить... о тех, кого любила и до сих пор любит, пусть даже они давно забыли о ней.

Она могла бы рассказать о том, о чем часто плачет. Чего боится. О своей потерянности и непреходящем ощущении неполности бытия. О своих сомнениях. О своем стыде. О детях, которых у нее нет. О семье, которой у нее нет. О коте, которого у нее больше не будет. О друзьях, которые предпочли сделать вид, что не знают ее, когда ей понадобилась их помощь. О родных, которым она боится рассказать добрую половину того, что с ней происходит, и что важно для нее, потому что они открыто и часто критикуют подобное уже много лет подряд.

Она могла бы рассказать о профессиональной неудовлетворенности сразу в нескольких профессиях. О мечтах, осуществление которых отложено на потом.

Она могла бы...

Но она знает, что не станет всего этого рассказывать, потому что не сможет передать главного: как она. Потому что в ее жизни помимо всех этих не слишком приятных штук есть множество других - чудесных и волшебных. И еще потому, что твое "как" определяется твоим же отношением к происходящему, а вовсе не самим этим происходящим.

Софья говорит: "Все отлично, а ты как?", - и готовится слушать. Все дело в расстановке приоритетов.

@темы: тексты, Оридж

---

Таки выложу, пока текст не потерялся

А то сколько можно, уже почти год тур не закрывают, блин. =_=

С блич-нон-кинка.
Заявка:
Кира/Гин.
Битва в Каракуре. Гин вылавливает Киру из гущи боя и уволакивает "в тыл" поговорить по душам. Кира срывается в истерику и накидывается на Гина, тот неожиданно все терпит. Потом открывается, что Гин был разведчиком Ямамото.
Желателен ХЭ, но можно и открытый финал.

Исполнение раз (в одно предложение):
Строгий окрик возвращает в реальность, Кира опускает меч, и тут только до него доходит: Ичимару мог уже десять раз убить его, но за все это время даже ранить не попытался; в молчаливом взгляде капитана перед тем, как он уходит с главнокомандующим - сожаление, обида и совсем немного надежды.

Исполнение два (написала за час. Штампованной заявке - штампованный фик):
Все было хуже некуда. Трагичность и напряженность ситуации довлели над собравшимися. Где-то внизу продолжал рушиться защитный барьер вокруг мирного сонного городка, а в непосредственной близости защитники старого готейского порядка суматошно носились в воздухе, более-менее распределив врагов между собой. Конечно же, глупости вроде объединения сил и маневров им в голову не приходили. Чай, не в футбол играют.
Главнокомандующий вздохнул и сурово посмотрел в сторону бывшего ученика. Это у него всегда хорошо получалось. В конце концов, в его бывших учениках числились совершенно все присутствующие, за исключением обитателей Уэко Мундо - да и про тех неизвестно, что как. Айзен вернул взгляд, совершенно не выглядя пристыженным. Самодовольным он выглядел, явно намекая на парочку-другую тузов в рукаве.

Тем временем, один из айзеновских тузов, нехорошо прищурившись, наблюдал за разыгрывающейся неподалеку сценкой "одинокий гордый воин в окружении лохматых варваров". Гордый воин был весь в поту и пыли, движения его уже заметно замедлились, но лохматых варваров это не спасало. Их спасало только количество. Впрочем, недолго.

Вытаскивая меч из очередного поверженного Пустого, Кира с некоторым удивлением обнаружил, что более в обозримом пространстве врагов не наблюдается. Он оглянулся на барьер, который защищал, кажется, уже целую вечность, и вздохнул с облегчением: Получилось. Не пропустил. - Хинамори и Мацумото все еще были там, где он их и оставил.
Передышка была короткой - он знал это, и все же оказался не готовым к быстрому движению за спиной. Замедлившаяся от усталости реакция не позволила вовремя развернуться, и вот уже его кто-то тащит куда-то, крепко прижимая к себе и не давая руками двинуть.
Пара секунд на то, чтоб высвободиться, еще секунда на то, чтоб повернуться лицом к новому врагу и замереть в шоке.
- Подними го…
- Ты допустил несколько серьезных ошибок в стычке с этой мелочевкой только что. Неужели я зря тратил свое время на твое обучение, а, Изуру?
Кира привык различать малейшие оттенки вкрадчивого голоса бывшего капитана. Это - было очень похоже на злость. Он замолчал и нахмурился, не понимая.
- Совершенно бездарная тактика, что это еще за последовательное истребление противников одного за другим? У тебя была куча возможностей закончить дело быстрее вместо того, чтоб подставляться под сторонние удары. Не разочаровывай меня, Изуру, ты не мог этого не видеть…
Определенно, злость. Ичимару практически шипел. Кире стало неловко в какой-то момент: он действительно видел, но цеплялся за совершенно неуместные сейчас ритуалы, тогда как капитан учил его - выживать максимально эффективно… капитан… бывший. Неловкость моментально сменилась яростью, лишь подогретой тем, что только что Ичимару почти заставил его оправдываться.
- Да… да какое вам дело?! Какого меноса вы позволяете себе меня отчитывать?!! Вы… подними голову, Вабиске!
- Кидаться с мечом на собственного капитана… нехорошо… разве я этому тебя учил, Изуру?
Ичимару все еще шипел, явно злясь, но Кира совершенно не понимал, на что тот может злиться. Зато отлично помнил, что право на злость есть у него. И впервые за последние месяцы есть также и возможность высказать наконец все в лицо обидчику
- Вы учили меня… я лучше скажу, чему вы меня не учили: вы не учили меня предавать. Нет… выживать, подмечать детали, плести заклятия, любить зиму, нарушать правила… только не предавать! Оставили это для себя. Вам это было забавно, да? Приручить и бросить, не сказав ни слова?! Я был хорошим лейтенантом, Ичимару-тайчо?! Хорошо вас развлекал? Вы поэтому сейчас пришли, да? - заскучали, небось, в стороне стоять, а тут такая возможность… только знаете что? Больше я вам такого удовольствия не доставлю! Вы сами ушли, и не можете теперь просто вернуться и отчитывать меня, будто ничего не случилось! Может, капитаны бывшими и не бывают - это вы хорошо с Айзеном продемонстрировали, спасибо за урок - но я все же попробую! Меноса лысого я с вами буду светские беседы тут вести!
Кира замолчал, переводя дух и яростно всматриваясь в до боли - сейчас действительно до боли - знакомые черты, пытаясь увидеть там… сожаление? - смешно! С Ичимару меж тем сползла его извечная улыбка, повисла на губах какой-то невнятной кривой усмешкой.
- Изуру…
- Нет. Не смейте… никогда не думал, что скажу это. Вы были для меня всем. Но сейчас - защищайтесь, Ичимару-тайчо. Я постараюсь доставить вам как можно больше проблем перед смертью.

К его удивлению, - и Кира это не сразу заметил, но все же заметил - бывший капитан даже не пытался уклониться от его атак, или напасть самому. Даже шикая не высвобождал. Просто принимал на Шинсо все удары, что лейтенант обрушил на него. Кира отпрыгнул в сторону, непонимающе глядя на противника. Тот медленно выпрямился из боевой стойки, и неожиданно серьезно смотрел на него в ответ:
- Послушай меня, Изуру…
Не давая договорить, - не желая слышать ничего, что могло бы поколебать его старательно вынашиваемую решимость, - Кира вновь бросился в атаку, и вновь капитан лишь блокировал все его удары своим зампакто. В следующую паузу уже заметно было, что Ичимару держит меч с усилием. Кира не понимал. Он злился. И больше всего - из-за этого пассивного принятия его ударов. Как будто предатель даже защищаться отказывался, не желая рук пачкать.
- Я что, недостоин даже того, чтоб вы шикай использовали?! Раньше вы были лучшего мнения о моих способностях!
- Нет…
- Нет?! Уже тогда…
- Да замолчи же ты на минуту!
Кира никогда не слышал таких интонаций от бывшего капитана, и тем более никогда он не слышал, чтобы тот кричал вот так. Удивление остановило уже готовые сорваться с языка слова, и этой заминкой воспользовался Ичимару, продолжив уже тише.
- Прости.
Кира помотал головой, окончательно переставая что-либо понимать.
- Я не мог тебе сказать, Изуру. А сейчас могу. Не было никакого предательства… главнокомандующий всегда подозревал, что с Айзеном не все чисто, еще с того случая сотню лет назад. Он приказал подыграть Айзену… чтобы в худшем случае у Готея было преимущество. Понимаешь?
Почему-то Кира поверил, сразу и во всё - уж больно абсурдно это было для выдумки. И почувствовал себя совершеннейшим идиотом из-за этого. И даже кивнуть не мог, что было истолковано совершенно неправильно. Ичимару помрачнел и, опустив меч, сделал шаг по направлению к Кире.
- Я разозлился на тебя сегодня, когда увидел. Потому что ты глупо и бессмысленно подставлялся. Очень разозлился. Потому и дернул тебя сюда, а вовсе не для того, чтоб поиздеваться. Ты же всегда мне верил, Изуру, и я никогда тебя не обманывал раньше… мне правда жаль, что тебе и Рангику пришлось пройти через это.
Кира опустил голову, пытаясь переварить невероятное. А потом он вернул зампакто в обычную его форму, освобождая капитана от тяжести гнева Вабиске.
- Приношу свои извинения, Ичимару-тайчо. За то, что наговорил только что.
- О…
- Если вы все же солгали, я вас убью.
- Изуру…
- Вам, наверное, к главнокомандующему Ямамото надо… а мне лучше вернуться к Рангику-сан и Хинамори.
- Изуру, посмотри на меня.
Кира медленно поднял голову, подчиняясь просьбе, прозвучавшей в голосе капитана, и уперся взглядом в его по-прежнему непривычно серьезный взгляд.
- Спасибо. Мне действительно лучше поспешить, пока Айзен не заметил, что наша с тобой встреча затянулась.
Лейтенант молча кивнул. Ичимару вдруг растянул губы в улыбке:
- А как следует приветствовать того, кто "был для тебя всем", я тебе потом расскажу.
С этими словами теперь уже профессиональный военный разведчик Ичимару Гин покинул сцену, всецело собой довольный.
Пару минут спустя улыбка Айзена поблекла.

@темы: Кира, Блич, Ичимару, фикшн

---

Фендом: "Книга Мастеров"
Пейринг: Янгул/Катя, Катя/Янгул, реальность/сказка
Жанр: ангст
Рейтинг: PG
Дисклеймер: не претендую
Предупреждение: не то, что не вычитано - даже не выписано толком


Первый раз она возвращается сюда год спустя. Долго бродит по пустым коридорам, слушает эхо, перебирает подзабытые вещи из той, другой жизни, где она была дочерью Каменной Княжны и без пяти минут ведьмой. Ныне она - жена Ивана, каменных дел мастера из села Тютюлькино.
Башня покинута давно - видать, не возвращалась сюда Княжна, как обрела свободу. Зеркало, позабытое у трона, молчит, будто ничего волшебного в нем отродясь не бывало. Катя долго избегает лестницу, где они виделись в последний раз, но ее тянет туда, как тянет домой потерявшуюся кошку.
Света от свечи всего ничего, но его хватает, чтоб увидеть застывшую на ступенях фигуру. Катя с минуту вглядывается в знакомые черты, а затем дрожащими пальцами касается камня. Он холодный и липкий на ощупь, это глубоко неправильно, это пугает до чертиков, пробуждая прежнюю Катю. “Янгул”, - шепчет она. В ушах стучит - наверное, не стоило сюда подниматься, и надо бы вернуться к свету, теплу и живым людям, но она не может, только не сейчас. Она ставит свечу на пол и осторожно счищает паутину, густо покрывающую камень, которым стал Янгул. Ее накрывают воспоминания.

“Где Катя? Я хочу ее видеть”, - в очередной раз осаждает он Бабу Ягу, добиваясь возможности провести с Катей вечер. “Останься со мной”, - просит Янгул раз за разом, ни в чем не упрекая и ни на что не злясь, прощая и резкие слова, и побеги ее. “Ты ведь не любишь меня. Уходи, пока я не передумал! Обо мне не думай, у меня же каменное сердце”, - сдается он наконец, прикрывая их уход.
Катя помнит, как ее душа перетекала в камень, и она помнит, что сердце ее билось даже тогда, когда уже и губы окаменели, и вдоха было не сделать... она помнит, как Янгул защищал ее, как учил седлать коня и правильно держать меч. Помнит, как он оставался до утра рядом с ее кроватью, когда она, маленькая, боялась засыпать в темной комнате. Помнит, как неловко он гладил ее по голове, когда ей случалось плакать. Как рассказывал ей об увиденном, возвращаясь из дальних краев, куда посылала своих слуг Каменная Княжна... Катя не верит в каменное сердце Янгула. Никогда не верила.

Последние клочья паутины она сдирает ожесточенно, будто они преграждают ей путь к чему-то важному. Будто их отсутствие что-то изменит. Конечно же, ничего не меняется - камень остается камнем, и в башне все так же пусто и тихо, только размеренно капает где-то неподалеку вода. Катя садится на холодные ступени у ног статуи и плачет - первый раз за последний год позволяя себе эту слабость. Ей горько, и больно, и стыдно, и невыносимо жаль себя - а она даже не знает толком, почему. Когда слезы заканчиваются, она какое-то время сидит молча, успокаиваясь, а затем начинает рассказывать - сперва неуверенно, запинаясь и часто замолкая, но затем все быстрее и быстрее. Ее рвет словами, она захлебывается в них, как в кислом молоке, ей кажется, что это яд, который медленно убивает ее уже несколько месяцев, а теперь у нее наконец есть шанс избавиться от него...
Катя рассказывает, как всё изменилось, стоило им с Ваней пожить вместе несколько месяцев. Они так громко кричали о своей любви, что убедили в этом друг друга, Княжну, Янгула, Бабу Ягу, Кощея Бессмертного, Клавку... весь мир убедили. Жить бы дальше счастливо, только вот оказалось, что не знают они друг друга совершенно. Да и откуда бы - если при первой встрече они едва ли полчаса проговорили, а во время спасения мира и вовсе не до того было. Катя смеется - громко, от души, почти срываясь в истерику, а потом резко останавливается. “Знаешь, мы придумали друг друга за год разлуки”, - говорит она, - “а потом не сразу смогли отличить фантазии от реальности. Мы правда верили, что суждены друг другу... сильно верили. Так сильно, что до сих пор не можем признаться себе, что это не так.”
Она рассказывает, как задыхается в замкнутом пространстве из деревянных заборов, сплетен и каждодневного повторения одних и тех же дел и разговоров, как надоело ей видеть спину Вани, полностью поглощенного работой и желанием всему миру доказать, что он лучший, как устала она от косых взглядов односельчан - у Кати наблюдательный ум, острый язык и привычка честно говорить, что думает, а это не лучшие качества для молодой жены. Она не может забыть, как умирала, подстреленная пьяным мужиком, и нет, она не боится горе-охотника, но каждый раз при встрече ее мутит. Она просыпается ночами и долго смотрит в потолок, слушая ровное дыхание мужа и пытаясь понять, в какой момент жизнь ее пошла не по тому пути.
“Знаешь”, - решается она на откровенность, ведь Янгул не слышит ее, - “знаешь, я ведь не от тебя бегала, а от себя и от стен этих каменных. Ты был единственным, что было мне дорого здесь. И еще мать, но ей тогда и дела до меня не было, а вот ты - ты мог меня удержать, мог соблазнить остаться, мог заставить позабыть о внешнем мире. Это так испугало меня, так сильно испугало меня, Янгул... я не знала, куда деваться, ведь в первый раз нельзя было пойти со своими страхами к тебе... прости меня”.
Больше она в тот день ничего не говорит - встает, берет свечу и уходит. Дома ее ждет встревоженный Иван - уже глубоко заполночь, а ему сказали, что его жена прыгнула в колодец, и конечно, он помнит про колодцы, но все равно переживает. Он практически взлетает со скамьи, когда Катя входит в комнату, он крепко обнимает ее и облегченно вздыхает, и шепчет, что она его напугала, и что это было жестоко, и что он рад видеть ее невредимой, потому что как же он без нее... Катю разрывают на части стыд, смущение и злость. Она злится на него за нежность, за заботу, за то, какой он хороший парень, верный своему слову и за его умение не видеть того, чего он не желает видеть. Она чувствует, как расправившиеся было плечи вновь опускаются, придавленные грузом этой-а-не-прошлой жизни. Она терпеливо ждет, пока муж отпустит ее, извиняется за уход без предупреждения и уходит смывать пыль и паутину. Когда она возвращается, Ваня спит, как всегда развернувшись спиной к середине кровати - так и не спросив ни где она была, ни почему сбежала средь бела дня.

Не проходит и недели, как Катя опять прыгает в колодец, и колдовской мир вновь открывает ей свои двери. А ведь в прошлый раз она даже не знала, сработает ли этот способ, или разобьется она о воду и усеянные старыми древесными корнями стены. С тех пор, как Княжна растворилась в мареве нездешнего тумана, набеги ее каменных солдат прекратились, а волшебства в каждодневном мире стало чуть меньше. По-прежнему сидела в Бескрайнем лесу Баба Яга, по-прежнему холил свою русалку Кощей, но было все это далеко, и будто бы с кем-то другим. Иногда Кате казалось, что она всегда жила в Тютюлькино, а прочее ей лишь приснилось... и когда ощущение это стало чересчур реальным - вот тогда она и прыгнула в колодец. Но то - в прошлый раз. Сейчас она четко знает, что и зачем делает.
В башне всё так же тихо и пусто. Катя берет побольше свечей и идет к Янгулу. Теперь на лестнице почти светло, и она с болезненным любопытством разглядывает окаменевшее лицо и навеки застывшее на нем выражение. У Янгула не самая выразительная мимика, но она слишком хорошо его знает... на лице статуи не страх, не злость, не удивление, не равнодушие - боль и тоска. Четкие линии плывут перед глазами, и Катя с опозданием понимает, что плачет. Она всхлипывает, прижимается лбом ко лбу Янгула - он выше нее, но лестница сглаживает разницу в росте, - закрывает глаза и стоит так, пока слезы не высыхают, а холодный камень не согревается ее теплом. Если не поднимать век, можно представить, что Янгул жив, и Катя отчаянно цепляется за эту иллюзию. Она рассказывает, что случилось за последние дни - а ведь ничего нового не случилось, все по-прежнему, разве что чаще стали ведьмой кликать после того, как она в колодец сиганула, и живая вернулась... вспоминает его сказы о том времени, когда Княжна еще сопротивлялась заклятию камня Алатырь, и не хотела зла творить, и как на время ожила она, взяв на воспитание младенца, и как снова и снова Алатырь побеждал, вымораживая душу человеческую. Смущаясь, Катя первый раз вслух проговаривает то, что терзало ее последние пару лет до встречи с Иваном: как тесно ей было в башне каменной, как обижалась она на вечно равнодушную мать, как хотелось ей другой жизни попробовать... как злилась она на саму себя, но не понимала того, обращая злость свою вовне. Рассказывает, как влюбилась в первого же живого человека, как закружили голову приключения... как скучает она по темному и жестокому колдовскому миру, и иногда - по матери, которую так легко назвала чужой в порыве бунтарства и в попытке хоть какие-то ответные чувства вызвать.
С каждым словом ей все легче дышится, все спокойнее - с детства забытое ощущение безопасности окутывает ее теплым коконом, словно не стоит она одна одинешенька на щербатых ступенях, камень обнимая. В какой-то момент Катя чувствует легкое прикосновение к волосам и резко отшатывается, распахивая глаза - но нет, Янгул все так же неподвижен и молчалив. Катя сжимает зубы и кулаки и уходит, оставляя свечи гореть - это бессмыслица, но ей не хочется оставлять Янгула в темноте.

Она приходит сюда все чаще - в селе делать ей нечего, чужая она там. Иван знает, что она в каменную башню бегает, но не мешает - опасности там теперь никакой нет, а Катя выглядит повеселевшей, так что он спокойно погружается в работу, возвращаясь затемно и порой сутками не видя жены. Он пропускает тот момент, когда Катя перестает хотя бы делать вид, что все у них хорошо. И эта Ванина слепота становится для нее последней порванной нитью из той веревки, что когда-то связала их, казалось, навеки. Она собирает немногочисленные пожитки, берет еды на пару дней и уходит, оставив записку на супружеской постели.

На этот раз она не рассказывает Янгулу ничего. Она смотрит на него требовательно и отчаянно и приказывает вернуться к ней, а когда приказ не срабатывает - просит, умоляет, упрекает в нарушенном обещании, срывается на крик под конец... она кричит: “Я люблю тебя! Тебя люблю, Янгул, тебя я люблю, тебя, с тобой останусь”, - но чуда не происходит, не меняется ровным счетом ничего, и Катя срывает голос, размазывает слезы по щекам, и опускается на пол, обнимая каменные ноги, и долго еще всхлипывает и неразборчиво шепчет признания, и просьбы простить ее, и обещания все исправить, прежде чем засыпает.

Просыпается она от холода. Поднимает голову и замирает, наткнувшись на взгляд матери. Каменная Княжна сидит на ступенях чуть выше нее, прямо в роскошном своем парчовом платье на грязных холодных ступенях, и смотрит на Катю задумчиво. Катя неосознанно жмется ближе к Янгулу и вызывающе вскидывает подбородок, дрожа то ли от холода, то ли от шока - больше года они не виделись, и ни одной весточки Княжна не послала - ни дочери своей приемной, ни родной матери, и что говорить или делать, Катя не знает. В предпоследнюю их встречу Каменная Княжна пыталась саму Катю камнем сделать, а в последнюю - оживила, чтоб ее смертью Ване грозить... не лучший способ проявления родительских чувств. Сейчас, однако, она не предпринимает ничего, только улыбается грустно, всё так же молча глядя на дочь.
- Зачем ты здесь? - спрашивает, наконец, Катя.
Княжна качает головой:
- Зачем ты здесь?
- Это не твое дело! Тебе никогда не было интересно, что я делаю, к чему теперь начинать, - Катя не хочет дерзить, но обида вырывается наружу, и еще это ее способ быть сильной, когда сил никаких нет - а это именно такой случай.
Мать вздыхает и опускает глаза. Катя напряженно ждет ответа, не шевелясь, и почти не дыша. Наконец Княжна отвечает.
- Двести лет эта башня была моей тюрьмой и моим домом. Мне известно все, что здесь происходит. Даже если я далеко отсюда. Так было всегда, и так будет всегда, покуда бел-горюч камень Алатырь не потеряет свою силу.
Катя хлопает глазами, не сразу понимая, что это значит, и машинально уточняет:
- Но ведь заклятье было снято...
- Лишь та его часть, где говорилось о власти над миром.
- Значит, ты...
- Большая часть моей силы осталась при мне, да.
И тут до нее, наконец, доходит: все, что она делала и говорила здесь в последние недели - всё это известно матери. Щеки заливает алым, и сердце бухает в груди, и Катя сейчас очень хочет стать таким же камнем, как Янгул, чтоб не встречаться более взглядом с госпожой каменной башни... но все, что она действительно может - это зажмуриться и спрятать лицо в ладонях. В висках стучит так, что больше не слышно ничего, поэтому для нее становится неожиданностью теплое прикосновение к плечу. Когда она открывает глаза, то обнаруживает, что Каменная Княжна, гроза окрестных деревень и единожды - самая могучая колдунья в мире... мать обнимает ее, неловко и как-то даже робко. Точно так же, неумеючи, делал это когда-то Янгул, и от этого узнавания у Кати обрывается что-то внутри, и она смеется - истерично, захлебываясь, но не пытаясь вырываться - и мать не отпускает и укачивает ее, пока смех не переходит в рыдания, и не стихает наконец.
- Я думала, ты ненавидишь меня, это было бы разумным - шепчет Княжна, и Катя мотает головой, слыша в голосе матери невыплаканные слезы и горечь.
- Прости меня, Катюша, доченька. Прости.
Катя обнимает ее в ответ и не думает ни о чем, пока не натыкается спиной на твердую каменную коленку. Она вырывается из объятий матери и умоляюще смотрит на нее.
- Янгул, он... ты сможешь снова сделать его живым?
Княжна встает, расправляет юбку и спрашивает, очень серьезно спрашивает:
- Ты хочешь, чтоб я вдохнула жизнь в камень? Ты хочешь жить с тем, кто не сомневаясь, прыгнул бы со скалы по приказу, не чувствуя при этом ничего? Еще не поздно вернуться к Ивану, он простит и примет тебя. Подумай, Катя.
Катя встает и прямо встречает взгляд матери - по крайней мере, здесь ей не в чем сомневаться.
- Пожалуйста, - просит она, - пожалуйста, пусть он вернется. Даже если не со мной, пусть живет.
Княжна молча смотрит на нее, будто выжидая чего, и Катя продолжает:
- Не был он каменным. Не знаю, отчего так, но уверена - сердце в нем билось настоящее, живое. Не как у остальных ардар. Янгул не раз это доказывал. Сними заклятье.
Княжна вздыхает и улыбается.
- Чему быть, того не миновать, - говорит она и взмахивает рукой, отправляя волну ярко-рыжих и еще, почему-то, зеленых искр по направлению к каменной статуе.
Катино сердце пропускает удар и сжимается, когда сияние слепит глаза, на миг скрывая от нее любимого. А потом он шумно вздыхает и камнем падает на пол - но теперь это лишь фигура речи, а не констатация факта. Катя кидается к нему и обнимает, встревоженно глядя то на судорожно глотающего воздух Янгула, то на мать. Та поясняет.
- Не волнуйся, это просто слабость. Скоро пройдет. Он был изначально человеком - я сняла все заклятья.
Она ушам своим не верит и хочет знать больше, но слышит тихое “Катя?” - и забывает все вопросы.
- Янгул, - шепчет она, - я здесь, все будет хорошо, ты только подожди...
Он обнимает ее непослушными руками - а они теплые, и Катя замирает, жадно впитывая это тепло, - и крепко прижимает ее к себе, и она слышит, как размеренно бьется сердце Янгула. Каменная Княжна тактично удаляется, оставляя им хотя бы видимость уединения.
- Катя, я слышал всё...
- Что?
Ей так хорошо сейчас, и так много случилось всего, что голова кругом, и что за “всё” Янгул имеет в виду, ей непонятно вовсе, да и не слишком интересно в данный момент. Но он поясняет, и наверное, это важно, так что она честно слушает и старается понять.
- Я не был по-настоящему мертв. Мог слышать и видеть, что происходит... Каменная Княжна никогда не считала смерть достаточным наказанием за ослушание.
Она отстраняется и смотрит на него, и взгляд ее - смесь боли, вины и сострадания.
- Ты... всё это время? Один?
Он кивает и притягивает ее обратно к себе.
- Прости, я не мог выполнить твою просьбу. Ты сильнее меня. Всегда была.
Катя совсем не чувствует себя сильной, прижимаясь щекой к теплому - с ума сойти, теплому! - плечу и пытаясь вспомнить, сколько раз она плакала и что успела наговорить Янгулу за последние недели. Зато она чувствует себя до одури счастливой и легкой, как пушинка - будто на земле ее сейчас удерживают только знакомые жесткие ладони лучшего воина Каменной Княжны. Она трется лбом о его шею и шепчет:
- Я люблю тебя. Люблю тебя. Не буду больше бегать, не хочу... ты позволишь мне остаться?
И она знает - даже сейчас знает - что не будет просто, и не будет легко, и что непонятно, куда им дальше деваться, и нет гарантий, что не разойдутся они спустя еще год - Катя вообще теперь слабо доверяет себе в таких делах. Но прямо сейчас, в данный конкретный момент, ей важен лишь ответ Янгула, а остальное... а с остальным они справятся. И он отвечает ей серьезно и весомо:
- Я не сумею еще раз дать тебе уйти.

Вопрос: Автор молодец

1. печеньку автору		14	(100%)
Всего:		14

@темы: тексты, фикшн

---

АУ по стар треку

Название: What legends are made of
Автор: Hali
Рейтинг: PG-15, ненормативная лексика included
Персонажи: Кирк, Спок, Ухура, Пайк, Сулу, Чехов, Маккой, Скотти.
Предупреждения: ToBeContinued, здесь первые 4 кусочка
Саммари: AU по XI фильму. Без понфарров, взрывающихся миров, вулканско-человеческого дуализма и непрошенных мелдингов, без необходимости быть одной командой станут ли эти двое близки?




Стоящий в воздухе гвалт в первый момент оглушал, во второй - дезориентировал, в третий и далее - плотно прописывался в ушах, заставляя считаться с собой и сдерживать раздражение. Спок вздохнул, накинул ремень сумки на плечо и решительно двинулся туда, где, как он полагал, находился вход в студенческое общежитие. Приезжая в университет двумя днями позже, чем следовало, он надеялся не застать всеобщего ажиотажа, но видимо, был чересчур оптимистичен в этом вопросе.
Через полчаса, несколько столкновений с другими студентами и три неверных поворота он наконец добрался до своей комнаты.
Его сосед по комнате на ближайший учебный год спал и не заметил вторжения.

- Привет.
Спок чуть не подпрыгнул - негромкий, хрипловатый со сна голос застал его врасплох. Он обернулся к говорящему, встречаясь с внимательным взглядом голубых глаз.
- Добрый день...
- Тебе мама в детстве не говорила, что красть нехорошо?
- Извините?
Спок недоуменно задрал бровь, не понимая, при чем тут кражи. Блондин закатил глаза, вздохнул и сел.
- Книга. Она моя. Как и эта комната. Какого черта ты тут забыл?
- О.
Он перевел взгляд на книгу, которую, действительно, держал в руках.
- Я ваш сосед по общежитию. Так что технически, это и моя комната тоже. За книгу прощу прощения.
Книга аккуратно легла обратно на стол, откуда Спок взял ее парой минут раньше, заинтересованный обложкой - это была монография, посвященная особенностям экономики хеттского царства. На итальянском. Более того, и название, и автор книги были ему незнакомы.
- Спок, факультет истории, специализируюсь на древнем востоке.
Парень тем временем уже вовсю улыбался.
- Вот оно что! Извини, не сообразил спросонья, меня предупреждали на счет твоего прибытия... а ты вовремя - еще бы немного и опоздал. Джим, Джим Кирк, археология. Спок - это имя или фамилия? А, по дороге расскажешь... раздевайся.
Спок, ошеломленный этой словесной атакой, услышав последнее и вовсе сделал шаг назад, натыкаясь ногами на койку.
- Извини, мне, наверное, показалось, что ты сейчас...
- Раздевайся, опоздаем же!
Сам Джим уже стягивал футболку.
- Боюсь, я все еще не понимаю, зачем...
Кирк бросил футболку на кровать и недоуменно посмотрел на соседа.
- Как зачем? Погоди... тебе что, не рассказали? Ребята внизу? Объявление у входа в общагу?
- Мне ничего не рассказывали.
- Вот же блин!
Кирк почесал в затылке.
- Хорошо, слушай. Сегодня парад первокурсников. Это здешняя традиция: каждый год новички проходят по территории университета в форме здешней группы поддержки. Парни - в женской, девчонки - в мужской. Символизирует равноправие, братство, бла-бла-бла...
Видимо, выражение лица у Спока было достаточно выразительным, потому что говорить ничего вслух не пришлось. Кирк вздохнул и подтвердил:
- Да, я знаю. Идиотизм. Но что поделать, такая традиция... ничего, в следующем году будет наша очередь смеяться.
Джим подмигнул и принялся расстегивать джинсы. Спок отстранено наблюдал за ним, все еще пытаясь понять и принять идею этого унизительного ритуала. Он слышал об обрядах посвящения, но не думал, что это будет настолько... официальным.
- Эй, ты все еще одет?
Кирк стоял в кроссовках и трусах, уперев руки в бока.
- Слушай, я уговаривать не буду, хочешь выделиться - твое дело.
Он пожал плечами и начал натягивать непонятно откуда взявшуюся клетчатую юбку. Спок вздохнул, смиряясь с маскарадом. В конце концов, если это традиция... чего-чего, а привлекать к себе излишнее внимание отказом выполнять местные ритуалы он не хотел совершенно.
- У меня нет этой... одежды.
- Посмотри на койке - я свою под подушкой нашел.
Под подушкой действительно обнаружился прозрачный пакет с формой и красочной открыткой: "Добро пожаловать". Это убедило его окончательно. Спок быстро разделся и, сопровождаемый нетерпеливым взглядом Кирка, который уже успел дополнить свое одеяние белой майкой и теперь поторапливал его, облачился в форму болельщицы. Кирк одобрительно усмехнулся и подмигнул.
- Ну что, пошли, красотка. Мы уже две минуты как опаздываем.
- Кто бы говорил, - пробурчал Спок, выразительно косясь на едва прикрытые юбкой волосатые коленки.
Джим картинно закатил глаза.
- Ну вот, еще одна невинная жертва моего обаяния. Клянусь, я не хотел, Господи. Они просто продолжают это делать.
Спок не сдержался и улыбнулся: несмотря на бредовость и некомфортность ситуации, новый знакомый ему нравился.
- Мы, кажется, опаздываем. Ты не мог бы отложить молитву на более позднее время?
- Раз ты просишь... побежали. Выйдем через черный ход и как раз догоним остальных.
Не дожидаясь ответа, Джим схватил его за предплечье и потянул вперед, переходя на бег сразу же за пределами комнаты. Убедившись, что Спок следует за ним, руку он отпустил. По пустынным коридорам они быстро добрались до тяжелой деревянной двери. Распахнув ее, Кирк пропустил товарища наружу.
Солнечный свет на несколько секунд ослепил Спока, а затем он увидел группу студентов и студенток, изумленно на него уставившихся. Почти сразу раздался присвист, и со всех сторон послышались гогот и крики.
- Привет, детка!
- Ты к нам откуда?
- Хорошие ножки!
- Эй, красавица, прокатимся?
Спок отчаянно покраснел и обернулся, не зная, куда двигаться дальше и невольно ища поддержки - но уткнулся носом в закрытую дверь. Джима снаружи не было. Он подергал за ручку - дверь не поддавалась. С той стороны слышался смех. Спока как холодной водой окатили, на мгновение он даже перестал слышать издевки толпы. Он, возможно, был наивным - но идиотом не был точно. Не было никакой традиции, Джим его обманул, подставил - и помогать выбираться не собирался. Теперь Споку нужно было вернуться в общежитие, показавшись как можно меньшему числу народа - но он даже не знал, как попасть из этого места хотя бы к главному входу. Ни на что особо не надеясь, он пару раз долбанулся в дверь - но похоже, Кирк не считал шутку завершенной.
Развернувшись, он тяжело взглянул на улюлюкающую толпу.
- Я понимаю, что всё это очень смешно, но где здесь другой вход? Мне нужно вернуться в общежитие и обсудить со своим соседом его чувство юмора.
Ответом ему стал новый взрыв смеха и, без сомнения, очень остроумных с точки зрения этой компании реплик вроде: "Детка заблудилась? Давай я тебя выведу". Спок поморщился и двинулся вперед, решив обойти здание по периметру в поисках входа - а что еще ему оставалось делать? И в этот момент он заметил стоявшую чуть в стороне и махавшую ему рукой девушку. Увидев, что она привлекла его внимание, незнакомка отошла за угол, жестом приглашая его следовать за собой. Решив, что хуже быть уже не может, Спок двинулся за ней, едва сдерживаясь, чтоб не побежать. К счастью, за ним никто не последовал. Девушка ждала его сразу за углом. Без лишних предисловий и расспросов, за что Спок был ей благодарен, она указала рукой наверх.
- Пожарная лестница. Вход на третьем этаже открыт, парни бегают туда покурить. Советую убираться отсюда, пока не пожаловали новые зрители.
Спок кивнул.
- Спасибо. Могу я узнать твое имя?
- Зови меня Ухура.
- Спок. Спасибо, Ухура. Я твой должник.
Он подтянулся - нижняя ступенька была в полутора метрах над землей - и быстро взобрался наверх.

Когда Спок вернулся в свою комнату, его сосед сидел на своей койке в одних джинсах и отчаянно пытался перестать смеяться. Появление Спока вызвало новый приступ смеха. Спок закрыл дверь и тяжело посмотрел на шутника.
- Полагаю, у тебя не найдется разумных объяснений твоему обману?
- Не обман, а розыгрыш, Спок...расслабься, считай это обрядом посвящения...
- Как я и думал, не найдется. - отрезал Спок. - Забавно, стоило только подумать, как мне повезло с соседом по комнате, как всё вернулось на круги своя.
Он отвернулся и направился к своим вещам. Теперь Джиму не было весело. Он окликнул Спока, еще не зная, что сказать дальше, но уже жалея о той легкости, с которой началось их знакомство.
- Эй, дружище...
- Дружище? С таким подходом к знакомству, кто вообще захочет быть твоим другом?!
Карие глаза Спока были почти черными от гнева, он почти кричал, его поза была почти угрожающей... слишком много "почти", чтоб усомниться в серьезности его слов. Кирк криво улыбнулся.
- Зришь в корень. Что ж, ты вправе вернуть мне долг когда и как пожелаешь. Учти, без боя не сдамся.
Спок фыркнул и вновь отвернулся, всем своим видом демонстрируя, что не собирается опускаться до мести. С учетом того, что он так еще и не переоделся, выглядело это... трогательно. Кирк невольно вновь улыбнулся - уже нормально - ему в спину.
- Слушай... я не набиваюсь в друзья, но нам все же предстоит делить эту комнату какое-то время. Надо бы обсудить, я не знаю, правила совместного проживания...
Спок даже не обернулся, ожесточенно стягивая с себя доставившую ему столько неприятных минут одежду. Джим оценил открывшийся вид, но тут же одернул себя: не хватало только окончательно выставить себя придурком перед этим парнем.
- Я понимаю: шутка не смешная, знакомство не задалось, но это же не конец света. Посмеются над тобой пару дней, а потом об этом все и думать забудут, не переживай ты так...
На этот раз Спок обернулся, и во взгляде его было столько обиды и едва сдерживаемой ярости, что Кирк не шагнул назад лишь потому, что не привык отступать перед кем бы то ни было.
- Не тебе решать, насколько мне стоит переживать. Не тебе решать, что важно, а что нет. Нам не о чем разговаривать. Мне все равно, что ты будешь делать, пока ты не трогаешь мои вещи и - особенно! - меня.
Он оглянулся в поисках чего-нибудь маркого, но не найдя искомого, вновь тяжело глянул на Кирка.
- Надеюсь, твоих мыслительных способностей хватает не только на достойные двенадцатилетних детей розыгрыши.
Он провел носком босой уже ноги линию примерно за метр от своей койки, захватив в обведенную область и кусок стола.
- За чертой - моя часть комнаты. Не вздумай сюда заходить.
- Но это же просто глупо... - Джим попробовал было запротестовать, но наткнулся на отнюдь не доброжелательный взгляд Спока и поднял руки, сдаваясь. - Окей, понял, твои владения, как хочешь. Господи... знал бы, что ты так нервно относишься к невинным шуткам... и хватит на меня так смотреть. Я не собираюсь самовозгораться.
Спок отвернулся, оделся в свою нормальную одежду и молча стал разбирать вещи, упорно игнорируя существование соседа. Кирк вздохнул и плюхнулся на собственную койку, сосредотачивая внимание на потолке, который был сейчас куда дружелюбнее одного студента-историка. По крайней мере, потолок не поливал его "не приближайся ко мне, если хочешь жить" лучами.
Еще какое-то время Спок слышал краем уха неразборчивые ругательства и бормотание, затем звуки стихли. Его невыносимый сосед самым наглым образом уснул (с точки зрения Спока, ему следовало думать о неприемлемости своего поведения). Картина напоминала ту, что Спок застал здесь полтора часа назад, с одним лишь отличием: теперь он точно знал, что тихой университетской жизни, на которую он так надеялся, не будет. И виноват в этом человек, с которым ему предстоит делить комнату. Нет, теперь Джим Кирк ему не нравился. Совершенно.

***
Прогноз Кирка оказался чересчур оптимистичным, в чем Спок, собственно, и не сомневался. Издевки не прекратились ни через пару дней, ни через неделю... сделанные одним из свидетелей его позора фотографии на следующий же день разошлись по всему студгородку, и имели неизменный успех. Спок старательно игнорировал летевшие ему вслед подначки и оскорбления и сосредоточился на учебе. В конце концов, думал он, ничего нового. Куда лучше, чем в школе - по крайней мере, тема достаточно безобидна, чтоб он мог контролировать себя и осаждать неприятелей презрительным взглядом, не более того. К концу второй недели все желающие сполна насладились ситуацией, и интерес к Споку начал стихать. Именно тогда на учебу заявился порядком опоздавший с затянувшихся каникул Фред Фокс.
Фред был его личным кошмаром. Где-то в средней школе он сделал издевательства над Споком своим любимым развлечением, и достиг в этом высочайшего мастерства. Не иначе, судьба решила, что пяти лет недостаточно для воспитания в Споке христианского смирения, и устроила ему этот сюрприз... возможно даже, судьбу звали Оливер Фокс. Отец Фреда потакал ему во всем, особенно если это касалось родителей Спока или его самого. Как можно догадаться, семьи связывала отнюдь не дружба.
Фред быстро освоился и вошел в курс дела - новичку с удовольствием пересказали обросшую далекими от реальности подробностями историю о первокурснике-фетишисте, засветившемся в форме болельщицы.

Спок обедал в студенческой столовой, просматривая свежий номер университетской газеты, когда услышал знакомый голос.
- Привет, детка. Соскучилась?
Побледнев, Спок поднял взгляд к говорящему.
- Фокс. Что ты тут делаешь?
- Не поверишь, дорогуша, учусь. Важнее то, что ты делаешь... стоило оставить тебя на несколько месяцев, как ты наконец пошел по стопам своего папочки. А я столько ждал этого момента. Так и знал, что ты такой же, как и эта шлю...
Апперкот в челюсть вообще неплохо останавливает монологи. Особенно, если сразу за ним следует попытка придушить оратора.

- Какого...
Только Джим вошел в столовую, как заметил драку. Ну, дракой это назвать можно было лишь формально, поскольку одна из сторон была явно не в состоянии оказывать сколько-нибудь серьезное сопротивление. Несколько человек пытались оттащить Спока от его жертвы, но разжать его руки у них не выходило, а на окрики тот и вовсе не реагировал, продолжая душить незнакомого Джиму паренька.
Он поспешил к месту стычки и успел как раз вовремя, чтоб застать падение Спока - кто-то догадался долбануть ему в солнечное и от души пнуть в бок, так что Спок наконец разжал руки и мешком свалился на пол. Его противник хрипел рядом, жадно глотая воздух.
Джим глазам своим не верил. За прошедшие пару недель он неоднократно наблюдал, как Спок с завидным достоинством сносил все издевки там, где сам он уже бы давно полез в драку. Черт, да ему было стыдно за розыгрыш уже к концу первой недели - он хотел подшутить над парнем, а не портить ему студенческие годы. Он бы даже извинился, пожалуй - если бы Спок не отказывался с ним разговаривать. В любом случае, до сих пор его сосед окатывал обидчиков ледяным презрением, а тут...
- Эй, Кирк!
Он вынырнул из собственных мыслей.
- Забери своего чокнутого приятеля. - парень снова пнул скорчившегося на полу Спока. Джиму немедленно захотелось ответить ему тем же, но сейчас было не лучшее время, чтоб затевать еще одну драку. Он молча подошел к Споку и наклонился к нему.
- Эй, идти сможешь?
К облегчению Кирка, Спок кивнул - похоже, правило "я с тобой не разговариваю" было временно смягчено - и попробовал встать. Джим оценил попытку на четверку по десятибалльной, вздохнул и закинул правую руку соседа себе на плечо, помогая подняться.
- И почему только я этим занимаюсь? - пробормотал он.
Спок дернулся в попытке отодвинуться, но Кирк его удержал.
- Нет уж, снова тебя поднимать я не хочу, не пушинка, знаешь ли. А сам ты сейчас опять свалишься.
- ...твое дело.
- Что?
- Это не твое дело, - все еще тихо, но на сей раз внятно произнес Спок, не глядя на него.
У Джима возникло желание оставить упрямца здесь - но совесть не позволила. Дальше они шли молча.

- Ты настоящий псих. Чуть не придушил парня... что он такого сделал?
Опустив Спока на его койку, Джим сел на собственную, потирая шею и наблюдая за уже почти оправившимся от пинков соседом. Тот промолчал. Джим сжал зубы - за последние две недели его это порядочно достало: все его попытки заговорить упирались в стену.
- Слушай, я знаю: ты со мной не разговариваешь и все такое... но сколько можно? Ты чуть не придушил парня, и если это из-за моего розыгрыша, я хочу знать! Имею право, черт бы тебя побрал!
Спок наконец взглянул на него и соизволил открыть рот. Впрочем, ничего нового он не сказал.
- Это тебя не касается.
В этот момент Джим сам был готов его ударить. Серьезно.
- Да пошел ты. Можно подумать, ты идеален... ведешь себя, как юная леди, в чьем обществе я пёрнул... что с тобой не так?! Я просто хочу помочь, потому что, веришь ли, я хотел пошутить, а не... не доводить до такого!
Спок выслушал его горячий монолог с поднятой бровью, потом вздохнул, сдаваясь.
- Трогательно. Но можешь быть спокоен: в сегодняшнем инциденте нет твоей вины. Если бы не ты, он просто нашел бы другой повод.
- Другой... значит, все же... Но почему сегодня? Ты столько времени не обращал на это внимания. Я уж подумал, что тебе все равно.
- Мне не все равно. Но меня учили, что поддаваться провокациям недостойно.
Теперь была очередь Кирка удивленно задирать бровь.
- С ума сойти... ну окей. Так что сегодня подорвало твой пацифистский настрой?
Спок помедлил, прежде чем ответить.
- Он оскорбил моего отца.
- Причем тут твой отец?
- Это... долгая история.
Спок оценивающе смотрел на Кирка, решая для себя, может ли он говорить об этом с соседом, учитывая, что тот уже один раз обманул его доверие. Но каким бы тот ни был придурком, Спок верил, что зла Кирк не хотел. К тому же - и эта мысль заставляла его желать исчезнуть куда-нибудь года на два-три - как только Фокс придет в себя, об этом все равно узнает весь студгородок. Под его взглядом Кирк поднял руки.
- Эй, я не настаиваю. Если это тайна...
Спок опустил голову, внезапно заинтересовавшись узором на линолеуме.
- Мой отец - гей.
- Что? Но... хм... не самая обычная семья, да... но в наши дни в этом нет ничего постыдного...
- Он живет с католическим священником. С бывшим католическим священником - Тома отлучили от церкви, когда узнали. Конечно, все считают, что мой отец соблазнил его и вовлек в греховные отношения.
Джим помолчал, переваривая информацию. Последние слова Спок произнес с явственной горечью, и возможно, было бы лучше не лезть дальше не в свое дело, но не задать следующий вопрос Джим не мог.
- А ты? Ты сам что думаешь?
- Отец и Том долго были друзьями. Из-за плотского желания Том не стал бы рисковать саном. Он много для него значил. Просто мой отец - так говорит сам Том - значит для него больше.
Они помолчали.
- Ясно, - наконец сказал Джим. Спок поднял голову и подозрительно взглянул на него, но не увидел ни отвращения, ни сочувствия в духе "угораздило же тебя" - ничего привычного.
- И что этот парень, - продолжил Кирк, - он-то откуда это знает?
- Почему ты спрашиваешь?
Кирк пожал плечами.
- А есть разница?
Спок задумался над этим вопросом, с удивлением начиная понимать, что хоть вообще разница и есть, в данном конкретном случае не так уж важно, зачем Джим Кирк притащил его на себе из столовой, разговорил, несмотря на его твердое решение свести контакты с соседом к необходимому минимуму, и теперь хочет знать, что происходит. Возможно, Споку хотелось кому-то это рассказать. Просто рассказать.
- Этот парень - Фред Фокс, мы были в одном классе со средней школы. До сегодняшнего дня я не знал, что он тоже будет здесь учиться. Фокс считает своим личным долгом напоминать мне о том, что не одобряет нашу семью...
Он замолчал, задумавшись. Джим выждал с минуту, затем прервал затянувшуюся на его взгляд паузу.
- И часто ты его так?
- Нет... нет, это в первый раз. - Спок посмотрел на сжатые в кулаки ладони и медленно расслабил их. - Мне не следовало поддаваться эмоциям, это не делает мне чести. Я не сдержался, когда понял, что он и здесь не успокоится. Это не должно повториться.
Кирк присвистнул.
- Слушай, ты, конечно, несколько перестарался, но судя по всему, парень давно заслуживал хорошей взбучки. Не переживай так...
Он осекся, вспомнив реакцию на подобное же предложение в прошлый раз. Однако сейчас Спок был куда менее склонен рычать на него лично. Он лишь продолжил, чуть тише, чем раньше, будто убеждая самого себя:
- Отец был бы расстроен, узнай он об этой драке. Никто не пострадал бы от слов Фокса, они ничего не значат.
- Сдается мне, ты далек от постижения дзена... слушай, это нормально - хотеть дать в морду тому, кто оскорбляет тебя или тех, кто тебе дорог. Не верю, что мне действительно приходится такое объяснять... и, Спок... хоть его слова и ничто, они довели тебя до бешенства. Ты - пострадал.
Кирк хмыкнул:
- Ну да теперь парень получил свое. Но лучше не делай удушения своим хобби, окей? Такого дисциплинарный совет точно не поймет.
Спок молча кивнул, не отрывая от Кирка удивленного взгляда. Тот ободряюще улыбнулся:
- Вот и славно. Слушай, у меня перерыв заканчивается. У тебя тоже, но ты вряд ли куда пойдешь в таком виде... можешь воспользоваться моей аптечкой - перекись и пластырь там вроде еще есть.
Спок снова машинально кивнул, не особо, правда, понимая, зачем ему пластырь. Джим накинул сумку на плечо и поспешил на занятия, оставив Спока промывать рассеченный при падении висок и пытаться понять, где был подвох на этот раз.


- Мистер Спок, группа 114, приглашается к заместителю ректора по воспитательной работе. Повторяю: Мистер Спок, группа 114, приглашается к заместителю ректора по воспитательной работе.
Спок поднял голову, прислушиваясь к объявлению. Происшествие в столовой явно не осталось без внимания, Джим не зря упоминал дисциплинарный комитет. Слабо надеясь, что его не исключат и не лишат стипендии за столь вопиющее нарушение правил, к заму ректора Спок все же шел как на казнь. Почти уже у входа в кабинет его догнал запыхавшийся Кирк.
- Успел... слава Богу... погоди... дай отдышусь.
Он привалился к стене, успокаивая дыхание. Спок остановился и недоумевающе оглядел его.
- Тебя тоже вызвали? Я не слышал.
- Нет-нет... меня не вызывали... ничего... профессор не удивится... так, всё. - Он выпрямился и сделал глубокий вдох-выдох. - Пошли.
Профессор Пайк действительно не слишком удивился присутствию Кирка. Он только нахмурился:
- Кирк... четвертая драка с начала учебного года. И почему я думал, что на этот раз обойдется без тебя?
Джим развел руками.
- Я могу всё объяснить.
- Потом объяснишь. Мистер Спок, от вас я такого не ожидал. Мистер Фокс, - он показал рукой на сидящего на диванчике для посетителей Фреда, - утверждает, что вы пытались его убить.
- Профессор, вы посмотрите на него и на Спока, кому вы верите...
- Тихо, Кирк! Мистер Спок, объяснитесь, пожалуйста.
Спок отвел тяжелый взгляд от Фокса. Как бы ему того ни хотелось, раскаяться сейчас не получалось. Он был зол на себя за то, что не смог сдержаться - но в тоже время, не мог не радоваться тому, что наконец-то поставил обидчика на место. Тот выглядел испуганным.
- Я не пытался убить его, профессор Пайк. Тем не менее, это правда, что я применил к мистеру Фоксу физическую силу. Мое поведение недопустимо, я приму любое наказание, которое вы посчитаете необходимым.
Пайк снова вздохнул:
- Хорошо, что вы понимаете неприемлемость драк среди учащихся. Однако, при таких серьезных обвинениях - подтвержденных свидетельством нескольких других студентов - мне следует поставить вопрос о вашем исключении.
Спок побледнел под внимательным взглядом Пайка. Прежде, чем он нашелся с ответом, в разговор вновь вмешался Кирк.
- Да Фокс его спровоцировал! Профессор, послушайте, Спок не заслужил исключения. Если уж на то пошло, это из-за меня его доводили последние две недели, а Фокс позволил себе перейти черту... уверен, вы бы тоже не спустили такое ему с рук!
Пайк задумался.
- Об этом мистер Фокс забыл упомянуть. Хотелось бы услышать всю историю, но для начала... кто-нибудь может подтвердить твои слова?
Спок, обнадеженный было, опустил голову. Он не помнил, чтоб кто-либо слышал их с Фредом диалог, а даже если кто и слышал - кто захочет ввязываться?
- Нет...
- Да! - Джим перебил его, вызвав новый удивленный взгляд. - Разрешите?
Пайк махнул рукой.
- Пожалуйста.
Джим выскочил за дверь и буквально через несколько секунд вернулся еще с тремя студентами, среди которых Спок узнал Ухуру и одного из своих одногруппников, Хикару Сулу. Третий парень был ему незнаком.
- Вот они слышали, как Фокс оскорблял Спока. Что до предыдущих двух недель, то... все в курсе.
Пайк неодобрительно смерил Кирка взглядом, затем повернулся к свежеприбывшим.
- Как я понимаю, вы застали начало сегодняшней драки.
Троица кивнула - почти синхронно. Затем они переглянулись, и Ухура чуть выдвинулась вперед.
- Так и есть, профессор Пайк. Новенький оскорблял лично Спока, затем перешел на его отца. Он назвал его шлюхой...
- Мисс Ухура!
Она пожала плечами:
- Просто цитирую. В этот момент Спок и не сдержался.
Пайк перевел взгляд на еще двоих свидетелей происшествия. Те кивнули.
- Подтверждаю.
- Так и было, профессор.
В этот момент Фокс не выдержал и выскочил из своего угла:
- Но он пытался меня придушить! Его нужно исключить, неужели вы не видите, он же псих!
- Мистер Фокс, ваше мнение я уже знаю. - осёк его Пайк. - Будьте добры дождаться, когда вам дадут слово.
Кирк ухмыльнулся, вызвав тем самым огонь и на свою сторону.
- А ты, Кирк, расскажи о своей роли, и без обычных увиливаний...
Даже Споку стало не по себе от тона профессора, хоть обращался он и не к нему. Собственно, про самого Спока все будто забыли - только Фокс не отрывал от него злобного взгляда, да Ухура улыбнулась ободряюще пару раз. На Кирка, похоже, интонация тоже подействовала. По крайней мере, со стороны казалось, что он ощутимо потух. Тем не менее, взгляд Пайка он встретил твердо.
- Я разыграл Спока в день его приезда. В итоге он оказался на улице в форме болельщицы. Это увидели, сфотографировали, ну и... дальше сами понимаете.
Пайк вздохнул так, словно держал на своих плечах как минимум небо. Небо имени Джеймса Кирка, очевидно - тяжелое и не слишком приспособленное для того, чтоб его держали.
- Господи, Кирк, сколько тебе, двенадцать?
Спок мысленно одобрил реакцию профессора, порадовавшись, что тот тоже не считал эту шутку верхом остроумия.
- В свете новых обстоятельств не вижу необходимости ставить вопрос об отчислении, но вы двое будете наказаны. Подробности узнаете позже. На сегодня все свободны. И, Кирк, раз тебе небезразличен исход дела - под твою ответственность. Понял?
- Но Джим не...
- Спасибо, профессор.
Спок, несколько успокоенный тем, что угроза исключения миновала, попробовал было объяснить, что сосед не виноват в его вспышке и не должен быть наказан, и что это вообще за "под твою ответственность"... но Джим громко перебил его, схватил повыше локтя и потащил к выходу, добавив тихо, так что услышал только Спок:
- Можешь помолчать еще немного? Хорошо же получалось.
За их спинами Фред возмутился слишком легким на его взгляд наказанием:
- Но профессор Пайк!
- А вам, мистер Фокс, я настоятельно рекомендую впредь следить за тем, что вы говорите. Вы тоже можете идти.
- Но...
- До свидания, мистер Фокс.

- Ффуух... это было близко.
Кирк отошел от кабинета подальше прежде, чем отпустить Спока.
- Спасибо, парни, - он обратился к стоявшим тут же Сулу и незнакомому Споку студенту, - выручили.
- Только парни?
Джим развернулся к стоявшей чуть в стороне - так что они не сразу ее заметили - Ухуре.
- А тебе, красавица, особое спасибо.
Он поцеловал девушке руку, от чего та слегка покраснела, и серьезно добавил, обращаясь уже ко Споку.
- Если бы не ее репутация, вряд ли бы мы так легко отделались. Знакомься, Спок...
- Мы знакомы. Ухура... я твой должник. Снова. Могу я как-то?
Та улыбнулась.
- Я подумаю.
Спок, наконец вновь обретший дар речи - все происходило слишком быстро и непредсказуемо в кабинете Пайка, но сейчас возвращалось к норме - повернулся к собравшимся было уже уходить парням.
- Постойте. Сулу и - извини, я не знаю твоего имени - спасибо. Ваше вмешательство было весьма своевременным.
- Не бери в голову. Мы просто рассказали, что видели. - Сулу неожиданно усмехнулся, - а ты не такой каменный, каким казался.
- В спокойной воде сидит дьявол, как говорят у меня на родине. Павел Чехов, приятно познакомиться - блондин протянул ему руку, которую Спок, слегка помедлив, пожал.
- Мы пойдем, - Сулу потащил приятеля к выходу из корпуса. - Удачи с наказанием.
Сразу за ними ушла и Ухура, договорившись встретиться со Споком в библиотеке следующим вечером.

Спок молча смотрел ей вслед, пока Джим не хлопнул его по плечу, возвращая в реальность.
- Не знаю, как ты, а я проголодался за день. Здесь внизу есть одна забегаловка, еще успеем до закрытия. Ты как?
Спок кивнул:
- Я присоединюсь.
Голода он не испытывал, но зато определенно хотел расспросить соседа о событиях вечера. У него было много вопросов.
Джим недоверчиво посмотрел на него, будто это не он только что предложил перекусить, но никаких пояснений не дождался.
- Окей, пойдем.
- Ты постоянно это делаешь, - через пару минут молчаливой прогулки задумчиво заметил Спок.
- Делаю что?
- Это.
Он указал на ладонь Джима, лежащую на его плече. Тот сказал: "О..." - и немедленно убрал руку, заставив пожалеть о сказанном.
- Извини... тебя это напрягает?
Спок покачал головой.
- Нет, это не неприятно. Я просто удивлен...
- Удивлен? Чему? Люди часто так делают, знаешь ли...
- Мой опыт говорит об обратном.
Кирк недоуменно смотрел на него, потом пожал плечами.
- Если задуматься, я ни разу не видел, чтоб ты сам к кому-то прикасался. Ну, не считая Фокса сегодня в столовой. В чем проблема? Не верю, что тебя воспитали волки или шаолиньские монахи.
Спок несколько смутился, но все же объяснил:
- В Финляндии принято сдерживать проявления эмоций. К тому же, я никогда не могу быть уверен, что прикосновение допустимо и желаемо.
- А если бы был уверен?
Спок помолчал немного перед тем, как ответить максимально безразличным тоном.
- Иногда тактильный контакт не кажется лишним.
Но похоже, его соседа было не так легко провести.
- Ясно. Давай договоримся так: если я подойду слишком близко, или не вовремя схвачу тебя за руку, или еще что в этом духе... в общем, если тебе это не понравится - просто скажи, окей? Ну и я обещаю сказать, если что-то в твоих действиях не понравится мне, так что можешь смело экспериментировать.
- Не понимаю, о чем ты.
Джим на это только усмехнулся.
- Если не поспешим, останемся без ужина.

Как того и следовало ожидать, кроме них в столь позднее время в кафе никого не было. Спок подождал, пока они сядут с подносами за стол, прежде, чем начать задавать вопросы.
- Если я правильно понял, ты нашел и привел к профессору Пайку свидетелей нашего с Фоксом разговора в столовой?
Джим кивнул, вгрызаясь в гамбургер.
- И взял вину за мою несдержанность на себя, к тому же... я благодарен тебе. Ты, вероятно, предотвратил мое исключение. Но мне непонятны твои мотивы. Зачем?
Джим пожал плечами.
- Я не хотел, чтоб тебя исключали. И если уж на то пошло, на счет вины... кажется, шутка и впрямь была не слишком удачной. Извини.
Спок вдруг понял, что уже простил соседу его выходку. Возможно, днем, когда тот слушал его и не пытался ни жалеть, ни притворяться, что ничего не слышал... возможно, еще раньше, наблюдая за его неловкими попытками делать вид, что все в порядке.
- Извинения приняты.
Он с некоторой неловкостью подтвердил свое решение вслух и не пожалел об этом: когда Джим улыбался вот так - не насмешливо, не пряча за улыбкой что-то еще, а... просто улыбался - очень сложно было не улыбнуться в ответ. Спок справился исключительно из чувства противоречия. Его настораживало то, с какой легкостью этот человек располагал его к себе, кажется, сам того не осознавая.
- Если ты не против, у меня осталось еще несколько вопросов по поводу сегодняшнего.
Джим кивнул:
- Валяй.
- Валять? Я не собирался валять сегодня кого-то еще, тем более, что я не испытываю к тебе враждебности.
Джим поперхнулся колой и подозрительно уставился на оскорбленного его предположением Спока. Тот вернул взгляд. Джим моргнул пару раз, потом сообразил, в чем дело, и умилился.
- Ты ведь не издеваешься, да? Господи, Спок... валяй - значит, говори. Задавай свои вопросы.
Спок задрал бровь, неодобрительно констатировав:
- Американский сленг. Я, очевидно, уделил ему недостаточно внимания при изучении английского языка. Так или иначе, почему профессор Пайк обращался к тебе менее формально, чем к остальным?
- Ну, он знает меня со школы. С моей школы, конечно, - зачем-то уточнил Джим.
- Разумеется. - кивнул Спок. - Вы родственники?
- Нет. Ну, в какой-то мере... он был другом моего отца. Кажется, считает, что должен за мной приглядывать или вроде того.
Спок не решился спрашивать, но Кирк все же добавил, глядя при этом в сторону.
- Отец пропал без вести, когда мне было два года... отстал от экспедиции. Следующий вопрос?
- Профессор говорил о четырех драках с начала семестра. Ты часто попадаешь в конфликтные ситуации?
Джим доверительно наклонился к нему.
- Ты даже не представляешь, насколько... можно сказать, у меня талант к конфликтным ситуациям. Только, Спок... три драки. Четвертой была твоя попытка избавить мир от Фокса, помнишь?
Он помнил.
- Пусть так. Все равно это минимум в три раза больше нарушений правил, чем в моем случае. Почему профессор Пайк возложил на тебя ответственность за мое поведение? Это нелогично.
- Еще как логично. - Кирк был серьезен. - Те три раза, что я попадался, никто не был на грани исключения, потому что никто не угрожал никому большим, чем парой ушибов или вывихом. Я знаю границу, Спок, и умею вовремя останавливаться. Ты, извини, не продемонстрировал подобных навыков. Пайк знает, что если я присмотрю за тобой, он может не опасаться, что в следующий раз, когда тебя кто-нибудь доведет, он останется с покойником на руках.
- И как ты собираешься присматривать за мной? - заинтересовался Спок.
Джим хмыкнул.
- Я знаю то, чего не знает Пайк. Что ты не полезешь на рожон ни с того, ни с сего. Так что, считай, я просто доверюсь твоему здравомыслию.
- Это неразумно, - не одобрил Спок. - Ты не можешь знать особенностей моего поведения. Я мог врать тебе про то, что обычно сдерживаю свой гнев.
- Мог. - согласился Джим. - Но не врал. Мое чутье подсказывает, что ты не силен во вранье, и я привык ему верить. Слушай... раз такое дело, может, поиграем в "правду или желание"?
- Боюсь, я не слышал о такой игре.
- Все просто: задаем вопросы по очереди, если отказываешься отвечать, выполняешь желание спрашивающего. Единственное условие: никакого вранья.
Спок задрал бровь.
- Не вижу смысла в этой игре. Кто выигрывает?
- Это не схватка, Спок, просто игра, для веселья. Никто не выигрывает, или выигрывают оба - это как посмотреть.
Спок все еще не видел в этом никакого смысла, но ему было любопытно узнать, почему кто-то вообще может получать удовольствие от подобного времяпрепровождения. И еще ему было интересно, какие вопросы может задать Джим.
- Хорошо.
- Ну тогда погнали.
- Куда? - не понял Спок.
- В светлое будущее, куда не ступала нога человека... я имел в виду: начинаем. Считай, это был твой первый вопрос, теперь моя очередь.
Спок кивнул, подумав, что теперь у него определенно будет возможность ознакомиться с американским сленгом на практике.
- Ты не похож на финна. Твое поведение - да, а сам ты не особенно. Как так?
- Моя мать была ирландкой. Я унаследовал ее внешность. Почему ты так часто дерешься?
- По разным причинам. Не люблю придурков, и это взаимно. Была?
- Автомобильная авария тринадцать лет назад. Почему ты помог мне в столовой?
- Не мог же я тебя там бросить, мы все-таки соседи. Когда такой тихоня, как ты, успел познакомиться с цыпочкой с третьего курса?
- С цыпочкой?
- Ухура, я имею в виду Ухуру.
- Она помогла мне вернуться в общежитие после твоего розыгрыша, показала пожарную лестницу. Откуда ты?
- США, штат Айова, пару лет назад переехал в Англию. Почему ты поступил сюда?
- Здесь лучшая кафедра древней истории в Европе среди тех, где иностранные студенты могут получать стипендию. Аналогичный вопрос.
- Приличная кафедра археологии, достаточно далеко, чтоб жить не дома, и матери спокойней, что я на виду у Пайка. Спок - это все-таки имя или фамилия?
- Это имя, хотя у меня сложилось впечатление, что преподаватели считают иначе. Не могу их винить - англичанину, должно быть, непросто запомнить финскую фамилию. Как мне следует называть тебя?
- Не понял вопроса, уточни...
- Я знаю, что у английских имен есть несколько форм. Какая из форм твоего имени предпочтительна для использования друзьями?
- Я... что... друзьями... Джим. Зови меня Джим. Почему ты... - Кирк замолчал, собираясь с мыслями. - Какая у тебя фамилия?
- Я ожидал, что ты спросишь. Хямяляйнен. Тебе нет необходимости запоминать. Только что ты растерялся, почему?
- Я не растерялся! Ну, может, я чуть-чуть не ожидал твоего вопроса... Друзьями, Спок? Ты... хочешь быть моим другом?
- Такое развитие событий в будущем показалось мне возможным. Если мое предположение было неуместным, я прошу прощения... - напрягся было Спок, но Джим тут же прервал его, мотнул головой для убедительности.
- Нет! Я не имел этого в виду. Извини, Спок, просто... не ожидал. Буду рад стать твоим другом, но... сутки назад ты меня ненавидел, откуда столь быстрые перемены?
- Я не ненавидел тебя ни сутки, ни неделю назад, Джим. - мягко ответил Спок, неосознанно реагируя на горечь и недоверие в голосе собеседника. - Твой поступок был незрелым, безответственным и оскорбительным, так что мне не хотелось более с тобой разговаривать. Сегодня ты переубедил меня. Мне приятно и интересно наше общение, логичным будет продолжить и закрепить его. Если это является обоюдным желанием, конечно.
- Логичным... ты всегда так осторожен в формулировках?
- Насколько я знаю, сейчас моя очередь задавать вопрос.
Джим необидно рассмеялся.
- Да, конечно. И откуда ты только такой взялся?
- Все еще моя очередь.
- Эй, ты сейчас улыбнулся, я видел!
Спок никак не прокомментировал это заявление, только вздохнул, скрывая улыбку, которая действительно норовила взять контроль не только над взглядом, где углядел ее Джим, но и над губами.
- Понял, твоя очередь. Ну, давай, спрашивай.
- Я видел у тебя монографию по экономике позднего хеттского царства. Если она не нужна тебе сейчас, можно мне будет одолжить ее?
- Ты знаешь итальянский? - удивился Кирк.
- Итальянский, французский, английский, латынь. Немного читаю на китайском и древнегреческом - достаточно, чтоб уловить суть. Как бы я изучал историю, не зная языки, на которых написаны многие серьезные исследования? - в свою очередь удивился Спок.- Ты не ответил про книгу.
- Да, конечно, бери, я уже прочел... и чтоб ты знал, первокурсники обычно читают источники в переводах.
- Нелогично. При переводе часто теряются важные детали. Чем позже узнаешь язык, тем больше придется перечитывать заново уже в оригинале.
- Да... можешь не верить, но я рассуждал примерно так же, когда решил стать археологом.
- Кстати, почему ты...
- Нет-нет!
Спок вопросительно посмотрел на остановившего его Джима.
- Сейчас моя очередь, и я беру таймаут. Пошли отсюда, пока та милая леди нас не выгнала. Они закрываются через пять минут.

В общежитие они шли молча. Джим пинал мелкие камушки и что-то тихонько насвистывал, а Спок думал о том, сколь многое может измениться всего за несколько часов. Присутствие Фокса в университете больше не пугало его, по крайней мере, не прямо сейчас.

О том, что за наказание им назначено, ребята узнали следующим вечером. Предложение профессора Пайка консультировать других студентов истфака и археологического по профильным для них предметам застало их врасплох.
- Эээ...
Джим покосился на товарища в поисках поддержки, и тот перевел его мысль на английский.
- Должен напомнить, сэр, что мы еще первокурсники, и, следовательно, не можем научить кого-либо...
Пайк прервал его легким движением руки.
- Уверен, вы что-нибудь придумаете, мистер Спок. Не пытайтесь меня одурачить: я прочел вашу вступительную работу. Не понимаю, что вы вообще забыли на первом курсе.
Так как прямым вопросом это не было, Спок предпочел не комментировать это заявление. Зато Кирк не преминул усмехнуться, чем только привлек к себе внимание профессора.
- Рад, что наконец нашел себе подходящую компанию? Ну хоть с тобой все понятно.
Он вздохнул и покачал головой, затем улыбнулся.
- Начинаете через две недели. Время выберете сами, но это должно быть доступное для других время. На счет аудитории договоритесь на вахте - Джим, ты знаешь, где это. К сроку объявления должны висеть у обоих деканатов. Вопросы? Нет? В таком случае, до свиданья господа.
Пайк явно наслаждался их замешательством, даже не пытаясь это скрывать.

- Полагаю, нам следует определиться со временем занятий, и ознакомиться с программами второго и третьего курсов.
Джим рассеянно подтвердил, явно пребывая мысленно в другом месте.
- Не вижу причин спорить.
Когда пауза затянулась, он очнулся и непонимающе взглянул на Спока.
- Что?
Кирк мог бы поклясться, что тот улыбается, хотя лицо Спока было непроницаемым, как и большую часть времени.
- Не понимаю, о чем ты, Джим.
Кирк прокрутил события на несколько минут назад, пытаясь понять, в чем дело, и сообразил.
- Не вижу причин... да уж. Это все ты, я точно от тебя заразился.
Он обличающе потряс пальцем. Спок задрал левую бровь.
- Не думаю, что культура речи передается подобно болезни. Но если бы это было так, я скорее посчитал бы это полезным.
Джим печально вздохнул:
- Кто бы сомневался. Ничего, мы еще посмотрим, кто будет смеяться последним... что скажешь, Спок? Твоя культура речи или мой, как ты его называешь, сленг?
- Во-первых, должен заметить, что не смеялся...
- Ну-ну.
- ...а во-вторых, это будет интересный эксперимент, - продолжил Спок, игнорируя ухмылку соседа.
Тот улыбнулся еще шире и хлопнул его по плечу:
- Вызов принят!

В первый раз они прождали до темноты, но никто так и не пришел. Спок не скрывал облегчения от полученной отсрочки, Кирк делал вид, что ему все равно. Во второй раз история повторилась, они скоротали время за чтением, с возрастающим раздражением поглядывая на дверь. На третье занятие к ним из любопытства заглянули Сулу с Чеховым и, поскольку в помощи не нуждались - Павел так и вовсе был с матфака, - развели дискуссию о псевдоистории, категорически друг с другом не согласились и разошлись, всецело довольные.
На четвертое занятие Чехов притащил шахматы, и они со Споком сыграли пять партий, пока Кирк и Сулу трепались на лишь им интересную тему мотоциклов. Первые четыре игры остались за Чеховым, затем Спок наконец сумел расслабиться и, к удивлению своего противника, поставил ему мат на семнадцатом шагу. Желающих получить консультацию всё не было.
С пятого занятия Хикару и Павел быстро ушли по своим делам, оставив шахматы и дружеское напутствие использовать время с толком. Джим в шахматы играть не умел - раньше всё как-то повода не было научиться - но с энтузиазмом взялся за их освоение под чутким руководством Спока. К большому удивлению обоих, он выиграл свою первую партию уже через неделю. Спок тут же отыгрался, но через три игры Джим наглядно продемонстрировал, что его победа не была случайностью. С тех пор шахматы прочно заняли свое место среди их споров, подшучиваний друг над другом, совместных бдений в библиотеке, вечно бесплодного ожидания студентов на консультациях и молчаливых вечерних прогулок - всего того, что быстро и почти незаметно стало неотъемлемой частью жизни каждого из них. Играть с Джимом было совсем не то, что играть с Чеховым. С Павлом они соревновались на одном поле, и выигрывал тот, кто лучше сумел просчитать ходы. Это было логично и ожидаемо... просчитывать ходы Джима получалось редко - его манера игры казалась хаотичной, хоть и приносила ему одну победу за другой. Спок с азартом раз за разом сходился с ним за шахматной доской, пытаясь понять, в чем его секрет, но к разгадке не приближался. Кирк же с неизменным удовольствием наблюдал за этими попытками, не отказывая Споку в игре, а себе - в возможности лишний раз насладиться его обществом.
Джим довольно быстро осознал, что в компании немногословного финна чувствует себя увереннее, легче и как будто даже более живым, чем обычно. Поначалу он списывал это на новизну знакомства и собственное любопытство, но чем дальше, тем больше ему казалось, что дело в другом. Возможно, это было следствием того, что Спок принимал его как есть - не пытаясь узнать большее из чужих рук и не лицемеря. Его восхищение, любопытство, неодобрение, раздражение - всё было хоть и сдержанным, но искренним. Возможно, дело было в общности интересов и одинаково серьезном подходе к науке, хоть цели их и были разными. Джим сам не заметил, как их зарождающаяся дружба стала для него опасно важна, возможно даже - необходима. Опасно - потому что теперь он не мог не думать о том, что пара неверных шагов могут все испортить. А у Джима определенно был талант к неверным шагам - по крайней мере, сам он был в этом убежден. И совершенно не хотел получить еще одно тому подтверждение, так что был осторожен, как никогда, сдерживая те свои порывы, которые могли напугать или оттолкнуть Спока. А таких с течением времени становилось все больше...

Еще одной частью жизни Спока была Ухура. Ухура была решительной, даже дерзкой - и в то же время удивительно тактичной. После первой осторожной встречи в библиотеке они иногда проводили свободное время вместе, заставляя Джима нервничать по пустякам и шутить больше обычного, что, с точки зрения финна, было легко заметить, но сложно объяснить. Ухура училась на той же специальности, что и Спок, но двумя курсами выше. Ее страстью были мертвые языки, и она изучала их один за другим, умудряясь не путаться и не забывать уже освоенное. Спок был очарован ее умом, тактичностью и целеустремленностью. Она, в свою очередь, восхищалась глубиной его знаний и серьезностью подхода. Он ценил ее мягкое чувство юмора и позволял себе расслабиться в ее присутствии - почти так же, как непроизвольно расслаблялся в присутствии Джима.

В остальном с Джимом всё было совсем иначе. Если Нийота, заметив, что он сторонится прикосновений, выдерживала дистанцию, то Джим постоянно нарушал его личные границы. Касался плеча, локтя, кисти руки, приободряя или привлекая внимание. Опирался на спинку его стула, склоняясь над книгой. Ерошил волосы... ну ладно, это было один раз, и Спок достаточно долго возмущался, чтоб предотвратить дальнейшие посягательства на свою прическу. Джим часто вставал или садился совсем близко, так что Спок чувствовал тепло его тела в сантиметре от собственной кожи и вынужденно боролся сразу с двумя противоположными желаниями: отпрянуть, увеличив смущающе короткую дистанцию, и свести ее на нет, подвинувшись ближе... оба варианта казались неприемлемыми. Все это порядочно сбивало с толку и вызывало легкое ощущение опасности, приятно щекочущее нервы и совершенно новое для самого Спока, который категорически не понимал, что с этим делать, и нужно ли делать что-то вообще. Но не считая случая с волосами, он ни разу не воспользовался их договоренностью и не высказал недовольства, не желая отступать перед неизвестным, принимая и этот вызов тоже.

В их общении было много подобного. Они часто спорили, обсуждая те или иные события, перерывали каждый кучу источников в поисках доказательств - и как правило в конце обнаруживали, что пришли к одному и тому же мнению. Оказалось, что подтрунивания и провокации могут быть не обидными, и они упражнялись в остроумии, получая от этого море удовольствия и все лучше узнавая друг друга. Единственным табу оказались разговоры о личном.
Каждый считал, что именно его переживания не стоят внимания, и в то же время хотел знать всё о другом. В итоге оба отделывались от вопросов о прошлом сухой констатацией фактов: Спок при этом замыкался в себе, а Джим отшучивался и переводил беседу в другое русло. Боясь ненароком ранить чувства товарища, никто не решался давить. Игру в правду или желание они также пока не возобновляли - Джим молчал, а Спок не считал нужным напоминать. С начала учебного года прошло два с половиной месяца.

Вопрос: Автор молодец

1. ромуланского эля автору		6	(100%)
Всего:		6

@темы: star trek, фикшн

---

Что-то вроде стихов, да. Ну и чтоб днев не убрали в архив

Она говорит: "Не хочу больше знать о тебе ничего". Я слышу: "Уйди, убирайся, мне тошно видеть". И я ухожу, закрываю дверь аккуратно и оставляю ключ. И даже сама, чтоб глаза не мозолить, меняю свои маршруты.
Я ей пишу "прощальное", и говорю: "люблю, будь счастлива, пусть будет все у тебя хорошо". Она сама приходит на этот зов и все, что произносит в ответ: "ты мне сегодня снилась"... "в том нет моей вины", - я ей говорю, и не-говорю еще: "ты сказала, что знать не желаешь, и я ушла - и я не ломлюсь в закрытые двери и сны. Но если ты о чем-то жалеешь", - прошу, - "если жалеешь вдруг, то скажи мне прямо, не дрейфь. Я ведь вот только что выше уже написала: люблю". Она - злится, щелкает по носу больно, но поддых не бьет (хоть может - я точно знаю, что может, но даже и злая - не бьет). И не говорит, что жалеет, а вовсе даже наоборот: вновь повторяет свое "не хочу больше знать" и "жаль" - но совсем другое "жаль". Я, из последних сил сохраняя хорошую мину - не надо ей себя обвинять ни в чем, пусть будет память светла, - пишу: "Теперь без меня, mon ange, будь счастлива, верь в себя и никого не слушай, и будет всё хорошо".
И она уходит, и вроде бы дальше жизнь течет, и вроде бы все хорошо у нас у обеих - теперь по отдельности, но... я иногда ловлю себя на совершенно обычных, на будничных мыслях о ней. Как будто мы не расходились. Как будто бы нить так между нами и есть, и звенит тихонько. И это естественно.
А иногда... я плачу о том, что быть бы могло, но не стало. И уже теперь вряд ли станет.

Она говорила, что больше ничего не хочет обо мне знать. Я под этим не подписывалась.

@темы: тексты

---

Хорошему человеку отдарено

Панды - это такой санаторий для мятущихся душ. Для тех, кто хотел покоя. Для тех, кто устал.
Примерно половину своей жизни панда ест.
Примерно половину оставшегося времени - спит.
Чуть более, чем всегда, предпочитает одиночество.
Ну, вы понимаете… панда помнит.
В прошлой жизни - а может быть, это была позапрошлая жизнь, или поза-позапрошлая… может быть, в прошлой жизни он был цветком. Или колибри. Или песчаной гадюкой. Но до этого однажды он был человеком. Человек сражался - с врагами, с демонами, с собственным телом. Хорошо сражался. Лучше многих сражался. Его меч нес смерть, давал шанс жизни, карал и освобождал. Все, как положено. Его женщина была лучшей из женщин - прекраснее рассвета, сильнее орлицы, нежнее летнего дождя. Лучше не придумаешь. Его друзья были рядом, прикрывали спину и разбивали бокалы за счастье, они всегда были рядом, пока наконец не умирали.
Человек устал. Он был цветком, колибри и песчаной гадюкой, и кто знает, кем еще - чтобы наконец дождаться своей очереди, и стать пандой, и вспомнить, и смыть усталость покоем.
Панда жует, неторопливо, обстоятельно. Панде некуда торопиться. Плюшевые лапы цепко держат стебель, замшевый нос рисует в воздухе почти идеальный эллипс, черные пуговки глаз глубоки и невозмутимы, как душная африканская ночь. Или как индийская. Никогда не угадаешь. В этом взгляде рождаются и умирают галактики, а больше там никто уже не умирает, и еще, может быть, что-то такое романтичное трубят слоны, и колибри делает сто взмахов крыльями в секунду." Сто взмахов в секунду", - отстраненно думает панда, -" и относительная скорость движения больше, чем у космических кораблей, сходящих с орбиты. Быстрее, чем некоторые думают". Быстрее, чем думает панда. Панде некуда торопиться - он отдыхает от суеты и тревоги, сказочным зверем спрятавшись в своем бамбуковом мире.
Кстати об орбитах.

Если на Землю полетит метеорит, панда будет сидеть и жевать бамбук все так же обстоятельно и так же неторопливо.

@темы: тексты

---

У сказителя участь странная,
Участь странная и туманная.
И не свет, не мрак – острие, черта:
Либо гром фанфар, либо свист кнута,
Либо гонят вон, либо вновь зовут,
Либо судит он, либо сам под суд.
(с) Кар

Бродячие актеры такие бродячие…
До деревни труппа добралась поздней осенью и успела еще дать пару представлений до того, как дороги окончательно развезло. Раньше середины весны выбраться отсюда не представлялось возможным - и актеры пожалели было сперва, что забрались в такую глушь, а потом стали устраиваться на зимовку. Только вот представлениями прокормиться столько времени не выходило, и после первых заморозок деревня распределила пришлых по домам и семьям помощниками - благо, работы всегда хватало, а неженками странствующие актеры быть не могли по определению. Попал один и в деревенскую библиотеку.
Он роста был невысокого, телосложения хрупкого, быстрый и ловкий. Играл воров, шутов, советников, и иногда - принцесс. Шуты и принцессы удавались особенно хорошо. Вне сцены же одевался подчеркнуто небрежно, длинные - до середины спины - волосы связывал в хвост, галантно целовал встречным дамам ручки, пил, не пьянея, и язвил напропалую. За неделю буквально умудрился перессориться с половиной мужского населения деревни - даже с теми, кого и вовсе не встречал: слухи распространяются быстро, а кому же понравится, когда заезжий актёришко мимоходом заставляет твою женщину розоветь от смущения, а тебя - выглядеть безъязыким идиотом. Собственно, потому его к библиотеке и прописали: там проживала лишь сама библиотекарь - Нелли Кедсмит, девушка двадцати лет от роду, помогавшая селянам с детьми, да оберегавшая книги. За безопасность ее особо не волновались: актёры знали, что позволь они себе лишнее - вся труппа в лучшем случае окажется зимой в лесу без еды и укрытия от холодов - а характера девушка была не склочного. Вроде как лучший вариант для того, чтоб чужак никому глаза всю зиму не мозолил, и не замерз бы при этом.

Не сказать, чтоб Нелли была в восторге от известия, но в крове она не отказала. Представив ей постояльца - Франца Хаузена - помощник старосты с явным облегчением удалился.
Нелли показала невольному гостю дом: гостиная (по совместительству - сама библиотека) и кухня на первом этаже, две спальни - когда-то здесь жила ее семья, не только она сама - на втором. Актёра она устроила в бывшей комнате своих родителей, и собиралась уже выйти, оставив гостя разбирать его немногочисленные вещи, как обнаружила, что он перегородил выход и неприятно цепко разглядывает ее. А потом медленно тонко улыбается - так что в девушке поднимается волна смутного беспокойства - и делает шаг вперед, почти прижимая ее к стене. Нелли пугается в первый момент, но говорит себе: он ничего ей не сделает, даже если такая нелепая самоубийственная мысль и придет в его голову - они почти одного роста, и мужчина отнюдь не выглядит силачом.
- Господин Хаузен...
- Франц, для вас - просто Франц, милейшая. Нам предстоит провести вместе целую зиму, было бы кощунством не познакомиться с вами поближе…
- Наслышана о ваших подвигах. - Нелли отодвигается, насколько это возможно, и смотрит так… не поймешь: то ли неодобрительно смотрит, то ли с любопытством. - Учтите, если вы позволите себе при детях подобные намеки отпускать - будете искать другое убежище на зиму.
Точно не одобряет. Вот и губы поджала, и подбородок даже чуть задрала - вроде как предупредила, и на том стоять будет. Если это и производит на чужака впечатление, он никак сего не показывает. Вновь сокращает между ними расстояние, чуть наклоняясь вперед, и улыбается:
- А не при детях, стало быть, можно? Это звучит почти как приглашение… стоп. Дети? - интонация меняется мгновенно, вкрадчивость голоса сменяется напряженностью. - Я не вижу никаких детей… или это ваши, простите великодушно за предположение, воображаемые дети?
Чувствуя, что ситуация изменилась в ее сторону, Нелли улыбается - вроде как даже ласково. Актёр бледнеет.
- А вы не знали? Мои воображаемые маленькие друзья несколько раз в неделю приходят поиграть. Завтра вот, например…
- О… но как же…
- Ваша помощь будет очень кстати. Расскажете нам что-нибудь? У вас наверняка немало занимательных историй накопилось, вы ведь столько путешествовали.
- А эти дети… они… ну… они ведь послушные осторожные дети? В смысле, им ведь наверняка запрещено разговаривать с незнакомцами…
- Так я вас познакомлю. Об этом не волнуйтесь!
Пользуясь растерянностью господина Хаузена, Нелл обходит его и наконец покидает комнату, ощущая себя победительницей в этой маленькой спонтанной битве.

А с детьми актёру и впрямь нехорошо было. Держался он скованно и сразу же постарался слиться со стеной, но сделать это ему, конечно, не удалось. Детвора с любопытством поглядывала на гостя из другого мира - того, что за лесом и знакомыми тропинками, того, где ходят важные дамы в красивых платьях, а отважные мальчишки, то есть мужчины, лихо гоняют коней по бесконечным дорогам от рассвета до заката… конечно, они не могли упустить такой шанс хоть краешком глаза взглянуть на то, о чем пока лишь только мечталось. Дети обступили потенциального рассказчика со всех сторон и жадно молча разглядывали его, выжидая, что же будет. Напряжение нарастало.
Нелли вызволять чужака не спешила, и наблюдала за ним с явственным любопытством, какие бы взгляды - грозные или жалостливые - он на нее ни бросал, так что пришлось Францу сдаться, сесть в круг слушателей и начать повесть о своих приключениях.
Начал он осторожно, останавливаясь частенько и поглядывая на реакцию детворы - но постепенно сам увлекся рассказом, распалился и будто бы вышел на сцену: интонации, мимика, жестикуляция, даже смена поз - все вело слушателей сквозь историю… Дети слушали с горящими глазами, и не только дети: Нелли тоже доверилась рассказу, позволяя себе не думать, а только следовать воле рассказчика… закончилось это внезапно. Стоило Францу сделать паузу в один из напряженных моментов, как ребятишки не выдержали: не сговариваясь пососкакивали со своих мест и принялись в лицах разыгрывать услышанное. Актёр немедленно пришел в совершеннейший ужас от криков: "Гоблин! Гоблин!" - в его сторону, побледнел лицом, нервно улыбнулся и забормотал что-то про то, как поздно уже… это его не спасло. Спасать постояльца пришлось Нелли, которая привычно утихомирила ребятню и, пообещав, что в следующий раз сударь актёр непременно расскажет им продолжение, спровадила их восвояси.
Франц отходил от происшествия еще несколько часов - сразу скрылся у себя и до ужина не появлялся. Девушке даже неловко несколько стало, но она успокоила себя мыслью, что негоже взрослому мужчине - а тем более, актеру - так бояться детей. Весь вечер Франц ее иначе как жестокой женщиной не называл, зато и к стенке прижимать более не пытался - равновесие было установлено.

***

Зима приносит холода, и однажды утром упрямый гость просыпается с больной головой и мутным взглядом. Конечно, он в порядке. И вовсе незачем так на него смотреть и головой качать… Около полудня он ненадолго присаживается в кресло у камина - зябко - и неожиданно засыпает. Осторожно подобравшаяся наконец поближе Нелли обнаруживает, что сударь актер пугающе горяч, и отнюдь не в том смысле, в котором он это имеет обыкновение демонстрировать. Долго размышлять над этим, впрочем, не приходится: больной, очнувшись от чужого прикосновения, крепко хватает ее за руку и смотрит непонимающе.
- Что вы…
- У вас жар, - поясняет девушка, аккуратно высвобождая запястье. - Давайте переберемся наверх, а потом я позову врача.
- Не надо врача.
Нелли кивает и тянет актера вверх.
- Сначала пойдемте в спальню.
- В спальню так в спальню. Никогда не умел отказывать красивым женщинам.
- Вы еще шутите…
- Отчего же, - бормочет он почти неразборчиво, прикрывает глаза и, кажется, вновь собирается отключиться. Девушку это не устраивает, поэтому она рывком поднимает мужчину на ноги, заставляя охнуть от неожиданности.
- Вы так настойчивы, мой свет.
- Просто ваш болезненный вид - не лучшее украшение для моей гостиной.
- Прекрасная и жестокая, - грустно констатирует актер, продвигаясь, тем не менее, вперед.

Кое-как доведя Франца до спальни и пристроив под одеялом, Нелл собирается было уйти, как обнаруживается, что ее вновь удерживают. На этот раз основательно - выкрутить аккуратно руку не удается. Обернувшись в возмущении, она натыкается на неожиданно ясный взгляд.
- Вы ведь не пойдете за врачом?
- Отпустите меня.
- Сперва ответьте.
Девушка раздраженно дергает рукой.
- Послушайте, у вас сильный жар, вам нужен…
- Никаких врачей.
- Но это же глупость! Почему?
- Не надо врачей. Со мной все в порядке, отлежусь и снова буду вам надоедать.
Между ними повисает напряженное молчание, а потом Нелли сдается и бурчит:
- Господи, как маленький… будете пить, что скажу.
Франц кивает, закрывает глаза и, кажется, почти сразу засыпает. Наконец высвободив руку, девушка спускается на кухню и достает пакетик сухих трав из небольшого ящика с лекарствами. Крепкий горький отвар деда Михая не от одного сельчанина зимние простуды отогнал - глядишь, и чужак этот упрямый не окажется исключением.

Следующие несколько часов он тяжело дышит, мечется под одеялом и непонятно бормочет что-то, не приходя в себя, а Нелли меняет холодные компрессы на все не остывающем лбу и все чаще задумывается о том, что стоит таки позвать врача. Она уже почти было решается, как больной, будто почуяв это, открывает глаза, шарит взглядом по комнате и садится, облокачиваясь на стену и морщась, когда ему на колени падает теплая влажная тряпка. Нелл невольно улыбается с облегчением и подает своему пациенту кружку с остывшим отваром. Тот делает глоток и откашливается.
- Чем вы меня травите?
- Лучшими ядами, и вы обещали все выпить. Но вообще-то, это лекарство, а не отрава.
- Невелика разница, - недовольно бормочет актер, но отвар все же допивает. И даже не сопротивляется, когда Нелли вынуждает его снова лечь и меняет компресс на лбу. Только вздыхает и закрывает глаза. - Знаете, вам правда необязательно это делать. Зараза ко мне никогда долго не липнет, вы можете идти заниматься своими делами.
- Сударь актер меня отпускает, как это великодушно… есть хотите?
- А вы меня покормите с ложечки?
- Если вы не можете справиться с ложкой, я лучше позову врача…
- Злая вы. Не надо врача. И еды пока не надо - после вашей отравы кусок в горло не полезет.
- Ну как знаете.
Девушка возвращается в кресло и затихает там, возвращаясь к оставленному ранее шитью.
- …а вы так и будете здесь сидеть?
- Я вас смущаю?
- Что, если так?
- Тогда извините, придется немного потерпеть… у вас все еще сильный жар, не хочу оставлять вас здесь одного. Спите.
К своему удивлению, Франц действительно засыпает, если только эти горячечные видения можно назвать сном.

***

Полу-ложь слова на его устах,
Полу-свет горит у него в глазах.
Полу-нищий он, полу-праведный,
Полу-стон его, всем раздаренный,
Полу-плачет он, полу-молится,
Но жалеть его – всяк уколется.
То смеется он, а то сердится,
«Вы не верьте мне», - а ведь верится.
(с) Кар

Франц выходит из дома только в трех случаях: на репетиции, по поручениям Нелли, да еще в лес. В лес он ходит пару раз в неделю, возвращается замерзший, но довольный, и иногда приносит что-нибудь съестное: птицу или зайца.
Но большую часть времени он просиживает в библиотеке, медленно и осторожно листая книги. Нелли не мешает, и частенько присоединяется: зимние дни коротки, а вечера - длинны. В отличие от Франца, она не читает - перечитывает, обложившись целой стопкой книг и делая пометки на чистых листах бумаги: собирает в одном месте - рецепты, в другом - лекарские хитрости, в третьем - предания на кучки разбирает каким-то своим хитрым способом.
Трещат дрова, шелестят страницы, от свеч полыхает жаром и запахом горелой бечевы. Нелли зарывается в книги с головой и не всегда замечает, как Франц, не привыкший и не умеющий быть подолгу один, подходит и бесцеремонно разглядывает страницы через ее плечо.
- Что вы сегодня читаете?
Девушка невольно вздрагивает от неожиданности, оглядывается и, убедившись, что это всего лишь гостю опять не сидится в тишине, возвращается к своему занятию, пробормотав привычное: "Погодите минутку". Услышав это в первый раз, Франц подождал ровно минуту, а затем принялся тормошить девушку, пытаясь переключить ее внимание на себя. В тот вечер они поругались, и теперь он привычно вздыхает и устраивается поудобнее, терпеливо ожидая, пока Нелл закончит то, что делает. В эти минуты - теперь он знает - девушка не особо замечает, что происходит вокруг нее, и можно сколько угодно заглядывать ей через плечо, расшифровывать сделанные на скорую руку заметки и даже играть с длинными прядями рассыпавшихся по плечам Нелли волос… но стоит ей оторваться, наконец, от книг и осознать, насколько Франц близко, девушка жарко краснеет и старается незаметно отодвинуться. Это смущает: близость чужого тела, тепло прикосновений, расслабленность и естественность поз, искреннее, кажется, непонимание Франца, почему она дергается… а больше всего Нелл смущает то, что ей все это нравится. Очень нравится.
Отодвинуться незаметно, как всегда, не выходит - и, как всегда, мужчина воздерживается от комментариев по этому поводу. Он только оставляет в покое растрепавшиеся волосы и повторяет свой вопрос.
- Я был хорошим и не мешал вам. Так что вы сегодня читаете?
Нелл невольно улыбается.
- Кажется, я нашла еще одну сказку в старых бумагах. Необычную.
- О? И чем же она необычна?
Франц смотрит внимательно, и чуть улыбается, и непонятно, чему именно он улыбается: то ли его забавляет пристрастие Нелл к сказкам, то ли то, как она в противоположный угол кресла от него жмется, то ли просто за компанию... Нелли ругает себя за неуместные мысли и вспоминает - да, сказка, о чем же она была…
- Это история о женщине, которая создала свой мир на маленьком острове.
- Хм? Очередная ваша колдунья?
- Нет, обычная женщина. Она подговорила подругу, и вместе они сбежали из своей деревни и стали жить вдвоем на том островке. А потом к ним начали приходить другие женщины - мужчин они не подпускали близко… они все делали сами, представляете? Охотились, пряли, ковали мечи и украшения, почитали богов…
- Вам нравится эта идея?
- Мне… это завораживает. Я не все поняла, но это любопытно. И еще этот остров. Остров - это ведь в море… вы когда-нибудь видели море, Франц?
Нелли забывает смущение, вновь увлекшись пленившей ее историей, и подается вперед. Актер неожиданно вздыхает и отводит взгляд, хоть и ненадолго, но увеличивая дистанцию.
- Нет, мой свет, моря я не видел. Но однажды обязательно увижу. Впрочем, это ведь просто много воды, ничего более. Отсутствие мужчин в вашем рассказе куда занимательней.
Девушка пожимает плечами:
- Это всего лишь сказка. Наверное, женщинам той деревни изрядно надоели их мужья, вот они и придумали, что будто бы им и вовсе мужчины не нужны. А потом приукрасили подробностями, не думая о правдоподобии. А вот море - оно ведь существует на самом деле… вода до горизонта, шелест волн, опасная темнота под ногами…
Франц смеется:
- Очаровательно. Большие объемы воды вам интереснее, чем исключительно женское общество. Откуда у вас такие пристрастия?
- Мой отец мечтал однажды съездить к морю. До последнего жалел, что не вышло... извините, если это глупо по-вашему, но такие уж мы есть. - Нелли деланно сердито фыркает и поджимает губы. С недавних пор это скорее ритуал, чем что-то значимое: всерьез обижаться на Франца у нее не выходит, уж больно интересно продолжать разговор.
- Но это действительно занятно: большинству бы показалась ересью мысль о самостоятельной жизни для женщин.
- Но я-то ведь живу одна. Ну, то есть, не считая этой зимы…
- Да, действительно. Но надолго ли? Вы молоды, красивы, умны, вас любят дети… вы, в конце концов, сносно готовите. Разве какой-нибудь симпатичный односельчанин еще не обивает ваши пороги с ромашками наперевес?
- О… Вы мне льстите. Спасибо, конечно, за признание моих кулинарных талантов. Полагаю, вы так витиевато радуетесь, что я вас не потравила еще?
Франц только хмыкает в ответ и делает невинный вид.
- Как бы то ни было, я занудна и слишком увлечена всем этим, - она разводит руками, показывая на книги и стопку листов на столе, - чтоб быть желанной невестой. Не то, чтоб меня это огорчало.
Актёр показательно поднимает левую бровь и уточняет:
- Неужели? Хм… - а потом вдруг склоняется к Нелл, вынуждая ее инстинктивно вжаться в кресло, и негромко спрашивает шероховатым своим низким голосом. - И вам никогда не хотелось узнать в полной мере, что значит быть женщиной? Быть желанной и желать кого-то в ответ? Позвольте вам не поверить, мой свет. Почему вы так боитесь своих желаний? Они естественны в вашем возрасте. Не бойтесь.
Францу нравится дразнить, ведя эту вроде бы невинную игру на грани приличий. Он знает, что это не вполне безопасно, и не уверен, что может предугадать последствия. Проигнорируют ли его намеки, или не заметят их вовсе, или прочитают ли в ответ строгую отповедь, или выставят его за дверь, предварительно влепив пощечину - неизвестно. Францу любопытно. Чего Франц не ожидает, так это что вечно краснеющая и бегущая даже случайных прикосновений Нелл однажды не замнет эту тему, как обычно, а, все так же отчаянно краснея, задерет подбородок и дрожащим голосом ответит: "Знаете, а вы правы". И медленно поднимет руку - а он даже не поймет сперва, зачем, - и осторожно пригладит его волосы, а потом уткнется лбом ему в плечо и затихнет так, не удерживая и не отстраняясь.
И что тут прикажете делать, когда сам же и доигрался?

***

Я к вам пишу, чего же боле?
(с) Татьяна

Тишина вязкая, и время вязкое, и между вдохом и выдохом проходит целая вечность, и Нелли мысленно мечется между желанием обратить все в шутку, пока еще не поздно, и порывом просто сбежать - потому что Франц не двигается вовсе, и это уже достаточно внятный ответ. Но она остается на месте, потому что это не шутка, и потому что сколько можно бегать, и потому что надо быть честными с теми, от кого ждешь честности в ответ.
Она, в общем-то, готова услышать отказ вслух и все же вздрагивает и сжимается, когда мужчина шевелится - но он просто гладит ее по волосам и осторожно обнимает вместо того, чтоб отодвинуть.
- Нелли… - говорит он, и это чуть ли не первый раз, когда он называет ее по имени, а не одним из многочисленных цветистых эпитетов. - Нелли, простите, я не могу. Мне льстит ваш жест, но ничего не выйдет… вы не понимаете. Вам не это нужно…
Девушка слушает молча, принимая ответ, но на последних словах резко отстраняется.
- Вам не за что извиняться, вы ничего не должны мне. Но не нужно прикрывать отказ заботой о моем благе. Не вам решать, что мне нужно, а если я что не понимаю, так объясните!
Франц молча качает головой и смотрит, кажется, с искренним сожалением, так что уже Нелл становится стыдно за несдержанность, приведшую к этой неловкой ситуации. Ведь понимала же она, чем дело закончится? Понимала. Не так уж много там было вариантов. И все равно рискнула, надеясь непонятно на что, а может, и вовсе не надеясь, а просто не желая более обманывать ни себя, ни Франца. Что же, результат - закономерная расплата за риск.
- Простите, вы правы, конечно. Мне не следовало поддаваться этому порыву. А сейчас я пойду к себе. Доброй ночи.
Франц молча провожает ее взглядом, а потом еще долго сидит в гостиной - проходить мимо комнаты, где потенциально рыдает обиженный в лучших чувствах симпатичный ему человек, не хочется. И еще, можно ведь не сдержаться и зайти утешить, и кто знает, к чему это может привести. Потому что чем больше он думает о только что случившемся, тем больше ему хочется забыть о последствиях и ответственности - и принять эту робкую привязанность. Всего лишь до конца этой дурацкой зимы, запершей их под одной крышей и не оставившей других вариантов, кроме как тянуться друг к другу. Все ведь было именно так, и когда зима закончится, их знакомство закончится вместе с ней… Франц сидит в гостиной еще пару часов, и затем лишь поднимается наверх.



 

запись создана: 12.09.2009 в 11:27

@темы: тексты, Оридж

---

Фэндом: Блич
Персонажи: Кира, Шухей.
Рейтинг: R
Саммари: Для Leyana по заявке "Кира в джинсах и на грунте".
Дисклеймер: текст как единое целое - мой, персонажи - Куботайтовы.

Токио - город контрастов. Это вам не Карракура. В Токио люди умирают десятками каждый день, и дежурных шинигами там - тридцать семь штук. Не считая тех, что в окрестностях. Дежурства в столице - месячные, дольше никто не выдерживает: слишком много шума и суеты для воспитанников традиционной старой Японии. Люди везде: бегут, не глядя под ноги, толкутся в очередях на всех уровнях города: под землей, на земле, на нескольких этажах выше... то там, то здесь посверкивают среди общих тусклых волн реяцу яркие огоньки - желанная добыча для любого Пустого. А их - Пустых - здесь тоже предостаточно. Тех же суицидников по пальцам не пересчитать, даже если считать по пальцам всего токийского штаба. И все это движется, крутится, ни на секунду не останавливаясь, разве что к ночи стихая на несколько часов... крышу начинает сносить к концу второй недели.
Шинигами ниже двеннадцатого отрядного места сюда не попадают - здесь нужны скорость, точность и аккуратность, на шикай времени и места обычно нет. К дежурствам в токийском отделении готовятся загодя, считая одним из лучших видов тренировки на выносливость.
В этом месяце в штабе трое старших. Днем за главных - поделив районы города - лейтенанты третьего и девятого отрядов, а ночью вахту принимает третий офицер седьмого.
Пожалуй, лейтенанты - единственные, кто находит свои радости в этой карусельной рутине.
- Мне полезно, - пожимает плечами Кира. - Скорости как раз не хватает, это на любой тренировке с Ичимару-тайчо видно. Надо наращивать. Я здесь только этим и занимаюсь. Ну и - никаких отчетов.
- А я тут отдыхаю, - смеется Хисаги. - В детстве пришлось побегать, так что это не в тягость. И к тому же... - он становится вдруг очень серьезным, - здесь видно, что ты делаешь, и зачем ты это делаешь. Знаете, сколько душ к Пустым отправится, если мы зазеваемся?
И оба они молчат о том, что не так часто выдается возможность полноценно поработать вдвоем, да без лишних глаз вместе побыть в свободные минуты.

Вечером, передав полномочия коллеге, они отправляются в служебную квартирку - одну на двоих - надевают гигаи и идут в город. Садятся на метро и едут... куда-нибудь. Выходят где-нибудь, пересаживаются на другую линию, и так - несколько раз. Вечером в подземке тесно и душно, и перемолвиться хотя бы парой слов совершенно невозможно... они оба ненавидят эту многолюдность и зажатость в толпе, но каждый вечер упрямо спускаются вниз и повторяют молчаливую дорогу в неизвестность. Если везет, удается встать у закрытых дверей, и тогда Кира оказывается прижатым к ним спиной, а Хисаги невольно наваливается на него, притиснутый толпой. Никому другому он приближаться к кохаю не дает, даже в метро. Кира на это улыбается насмешливо, но не обидно, и качает головой, а потом - каждый вечер не сразу - обнимает Шухея и то ли сам за него держится, то ли упасть не дает, то ли и вовсе ни при чем здесь это... а Шухей в ответ вздыхает, расслабляется и просовывает ладони в задние карманы кириных джинсов. Так и едут в свою неизвестность - молча и в обнимку. Какие уж тут шинигами?

Из-под земли они выходят разгоряченные и опустошенные - вся дневная кутерьма после такого кажется далекой и ненастоящей. Оглядываются, привыкая к отсутствию грохота, да пытаясь сообразить, где они. Почти синхронно вздыхают с облегчением, и уж точно синхронно фыркают друг над другом. А потом они ищут ближайший парк, полагаясь на удачу и отшучиваясь при виде тупиков, что де до Зараки-тайчо им все равно далеко, так что не страшно. И находят - уже совершеннейшей ночью. И только в парке, убедившись, что поблизости ни одной души, живой или не очень, вдали от Сейретея и служебных квартир, ни капли не при исполнении, они позволяют себе расслабиться и потянуться друг к другу.
Лето на исходе, но по ночам еще тепло, и они валяются на мягкой траве, болтая о всякой ерунде и смеясь, будто пьяные. Свежий воздух, тишина, близость и щемящая неправильная свобода - потому что не хотят они этой свободы насовсем, только вот так вот, временами - и правда опьяняют. Кира рассказывает что-то и разглядывает редкие городские звезды над головой, а Шухей слушает, развалившись рядом, по-собственнически приобняв его и потихоньку расстегивая пуговицы непривычной (еще непривычнее, чем метро, как казалось по первости) кириной рубашки. Когда рубашка сдается, и горячая шершавая рука прокрадывается под нее, Кира замолкает и тянет Шухея к себе. Тот послушно заслоняет звезды и смотрит-смотрит-смотрит долгим серьезным взглядом, таким, что Кира бы испугался его, посмотри на него семпай так еще пару лет назад. А сейчас не пугается и отвечает таким же. А потом невесомо проводит пальцами по его лицу, приподнимается на локте и целует. И послушно падает обратно, поддаваясь легкому толчку в плечо.
Ветер скрывает за шорохами травы и листьев негромкие голоса и стоны, земля кажется мягкой, а трава - холодной, по контрасту с обжигающими кожу прикосновениями и поцелуями, да разливающимся по телу изнутри до самых кончиков пальцев теплом, и в какой-то момент будто бы видно звезды. Не эти - городские тусклые огоньки, - а те, что в августе над садом поместья Кира сияют...

Метро открывается в пять, это время возвращаться, завтракать, пить на бегу обжигающе горячий кофе, скидывать гигаи и мчаться в штаб.
До пяти же лейтенанты третьего и девятого отрядов слушают только друг друга, ветер и собственные мысли. Именно в таком порядке.

Вопрос: Автор молодец

1. плюшку автору		4	(100%)
Всего:		4

@темы: Хисаги, Кира, Блич, фикшн

---

Фэндом: Наруто
Персонажи: а вот...
Рейтинг: G
Дисклеймер: текст как единое целое - мой, мысли - мои, персонажи - Кисимотовы.

Представьте себе апельсин. Зеленый. Бледный изжелта-зеленый апельсин, спокойный такой, в глаза не бросающийся… ну, насколько зеленые апельсины вообще могут не бросаться в глаза. Например, среди летней листвы его и не заметишь...
Так вот. Это все равно апельсин, и под толстой зеленью корки - ярко-оранжевая сладкая сочная мякоть.
Все любят апельсины, но мало у кого нет аллергии на их избыток.
Теперь представьте грейпфрут. Обычный темно-буро-оранжевый грейпфрут. Вот уж что точно в глаза не бросается и выглядит совершенно безобидно... внутри он - красный и горький.
Грейпфруты мало кому нравятся, но зато уж если их распробовать…
В общем-то, разница между сладким обманчиво-зеленым апельсином и честно горьким бурым грейпфрутом невелика. И то, и другое - цитрус.
А теперь мысленно воткните в апельсин иглу - самым кончиком, а на грейпфруте нарисуйте два одинаковых темных круга...
Забудьте про фрукты.
Подумайте об облаках.
Где-то непомерно высоко ветер гонит большие скопления пара от одной стороны горизонта до другой. Иногда стороны меняются местами. Иногда - просто меняются. Если развалиться на лугу в тени какого-нибудь дерева и смотреть вверх, будет казаться, что нет ничего постоянного. Ключевое слово - казаться.
День за днем, год за годом, век за веком ветер гонит облака по небу. Иллюзия перемен - всего лишь иллюзия.
Если заменить иглу травинкой, если забыть, какой урок идет между медициной и математикой, если стереть черные круги с глаз, если позволить камню памяти зарасти мхом…
Но это - не селение, где волей случая много военных. Это - военное селение. Здесь живут те, кто ходит на миссии, кто ходил на миссии, кто будет на них ходить максимум через 12-13 лет. И еще - те, кто заставляют шестеренки вращаться: учат, лечат, кормят, одевают и развлекают военных. Те, кто в этом напичканном смертью и оружием мире создают иллюзию нормальной жизни.
Добро пожаловать в Деревню, Спрятанную в Листве! Коноха, чтоб ее. Нежно любимый паразит с цепкими когтями и красивыми сказками. Нет, правда - любимый. Ее есть, за что любить. Например, за то, что здесь никогда не было тополей. И еще за то, что здесь есть зеленые апельсины. Апельсин. Одного - вполне достаточно.
При встрече Гекко Хаяте почти незаметно улыбается - самыми кончиками губ. Не то, что бы он прятал улыбку... у него просто не самая богатая мимика.
При встрече Ширануи Генма кивает и закусывает сенбон, чтоб удержать ответную радостную ухмылку в пределах им самим установленных рамок. Гекко кажется это забавным, но он никогда об этом не скажет. Может, и сказал бы однажды, но… однажды Ширануи сожмет сенбон зубами так сильно, что согнет металлическую иглу пополам…
Самое страшное для шиноби Листа - разучиться прощаться навсегда.

Вопрос: Автор молодец

1. прочитал, понравилось		5	(100%)
Всего:		5

@темы: Наруто, фикшн

---

Фандом: Ориджинал
Герои: Моро, Раэн, Тайли
Тема: V-3, "Как ни хороша стратегия, иногда надо смотреть и на результаты", У. Черчилль
Объём: 412 слова
Тип: джен
Рейтинг: G
Саммари: Спустя где-то полгода после первой встречи на троих.
Авторские примечания: Моро и жители его деревни - лаири, лисы-оборотни. Раэн - единорог. Моро здесь 18 лет. Тайли - 17.

- Все было сделано правильно, - морщится Тайли. - Четкая цель, направляющий вектор, энергия, даже добровольная жертва - все компоненты для устойчивой магической печати. Она должна держаться, пока жив хоть один участник ритуала, а жертва Саррада - отказ от смерти… это замкнутый круг, Раэн, все идеально!
Некогда беспристрастный историк, одна из лучших ученых круга, зажимает зубами костяшку пальца и сердито смотрит на спутника.
- Где-то должна быть ошибка… не все ли теперь равно, где именно, Тай?
- Нет… нет-нет-нет, никакой ошибки: это же базовые правила, никаких хитростей… все участники ритуала и их потомки переносят сильные эмоции на уровень сознания. Печать держится, пока жив хотя бы один из заключивших договор. Саррад не может умереть. Мы - прямые потомки выживших, какова бы ни была теперь биохимия наших тел. Значит, мы можем контролировать себя в любой ситуации. Все прочее - самообман и привычка лет без памяти.
- Ага.
- Что значит твое "ага"?
- Мы всегда себя контролируем, а когда прыгаем кое-кому на шею или круги по поляне нарезаем, если этот кое-кто задерживается - так это самообман. И привычка.
- Раэн…
- Что такое?
- Не трогай его.
- А почему нет? Дался тебе этот лисеныш, толку от него…
- Ты так не думаешь...
- Я, как раз, так именно что думаю. Ценность его объективна мала. Нам было бы куда проще идти вдвоем. Он лишен способностей к магии, наивен, докучлив...
- Перестань…
- …медленен, слишком сентиментален, слаб…
- Раэн!
- …не умеет вести себя на людях, ничего не понимает в сложившейся ситуации, скучен…
- Прекрати немедленно!
- Это приказ, угроза, спокойное предложение коллеге отложить выбранную тему?
Когда Моро возвращается к костру с охапкой хвороста, он застает привычную уже картину: девушка с крайне воинственным видом нависает над безмятежно развалившимся под деревом белым единорогом. Парень вздыхает, скидывает прутья на землю и садится рядом с Тайли, протягивая замерзшие руки к костру. Потом смотрит на нее задумчиво и подтаскивает к себе, усаживая тут же и обнимая за плечи.
- Опять ругаетесь?
Девушка только фыркает обиженно и садится поудобнее, демонстративно не глядя на однорогого провокатора. И заранее угадывает следующую его негромкую фразу, злясь и прощая за нее одновременно:
- Близких не оценивают объективно, Тай. Самообман и привычка, да?
- Там не может быть ошибки. Но если ты еще раз устроишь такую демонстрацию, я тебе рог подпилю, - обещает девушка и прячет довольную улыбку в воротник Моро.
Оборотень машинально гладит ее по волосам и пропускает перепалку мимо ушей.
Если этим двоим так нравится ругаться, то к чему лишать их этого удовольствия?

@темы: тексты, Раэн, Тайли, Моро, Оридж

---

Фандом: Ориджинал
Герои: Моро, Раэн, Тайли
Тема: V-3, "Не уступай словам делами", У. Шекспир
Объём: 444 слова
Тип: джен
Рейтинг: G
Саммари: Моро решает уйти за Раэном. Тайли не хочет оставаться одна.
Авторские примечания: Моро и жители его деревни - лаири, лисы-оборотни. Раэн - единорог. Моро здесь 18 лет. Тайли - 17.

Моро говорит:
- Теперь я у него в долгу.
Он говорит:
- Я хочу понять, Тай. Мне нужно узнать, что тогда случилось.
Он не смотрит на нее, его мысли уже там - далеко за пределами леса… там, куда ушел единорог. Когда пауза слишком уж затягивается, Моро поворачивается и натыкается на пустой спокойный взгляд.
Он пугается и спрашивает:
- Ты злишься?
Тайли так же молча вертит головой и опускает взгляд. Моро несколько минут пытается понять, в чем дело, но в голову упрямо лезет только одно, как бы он ни старался отмахнуться от этого.
- Ты… все-таки, тебе неприятно, что я оборотень?
Девушка яростно мотает головой и смотрит на него теперь уже на самом деле сердито.
- Что тогда? Тайли… я не понимаю.
Моро садится на корточки у ее ног, осторожно берет за руки и заглядывает в глаза.
- Скажи мне, пожалуйста. Я чем-то тебя обидел? Что с тобой, Тай?
Девушка несколько секунд смотрит на него, и взгляд ее из сердитого становится растерянным. Она закрывает глаза и вздыхает. Когда она начинает говорить, голос ее немного дрожит.
- Прости. Я знаю, что у меня нет права удерживать тебя, но… ты собираешься уйти, а мне страшно. Я боюсь, что больше тебя не увижу. Я не хочу приходить утром сюда и знать, что тебя здесь нет. Я не хочу гадать, жив ты или нет. Я не хочу остаться одна, Моро.
Она открывает глаза и сильнее сжимает его руки.
- Ты так легко уходишь… почему ты спас мне жизнь, а теперь так легко уходишь?!
Моро совсем не знает, что делать, он только чувствует, как теплеет на сердце от этих слов - от того, что он нужен ей так сильно. Он стягивает Тайли вниз и обнимает ее.
- Кто тебе сказал, что это легко? Я тоже буду скучать, Тай. Ты даже не представляешь, как… спасибо тебе за все и пожалуйста, прости меня за то, что ухожу. Прости… ты будешь меня ждать? Если будешь, то я обязательно вернусь, обещаю.
Теперь не только голос - она сама дрожит в его руках, от тревоги, облегчения и сдерживаемых слез.
- Правда вернешься?
- Правда вернусь.
- А если ты меня не найдешь?
- Вот еще… обязательно найду, где бы ни спряталась.
Тайли улыбается и расслабляется наконец, и поднимает голову, глядя на друга.
- Моро…
- Что?
- Я буду тебя ждать, сколько понадобится… только обязательно сдержи обещание.
- "Не уступай словам делами", да? Ты помогла мне перестать бегать от прошлого. Только благодаря тебе я могу сейчас уйти. И поэтому я обязательно вернусь. Теперь веришь?
- Да.
- Спасибо. Проводишь?
- Да…
Они встают и вместе идут до опушки леса. Серебристый лис тявкает на прощание и убегает, уже через минуту скрываясь из вида среди высокой травы.

@темы: тексты, Тайли, Моро, Оридж

---

Фандом: Ориджинал
Герои: Моро, Раэн, Тайли
Тема: I-1, Печаль
Объём: 1807 знаков
Тип: джен
Рейтинг: G
Саммари: Раэн уходит, Моро - вслед за ним. Тайли остается одна.
Авторские примечания: Моро и жители его деревни - лаири, лисы-оборотни. Раэн - единорог. Моро здесь 18 лет. Тайли - 17.

Моро давно уже скрылся за горизонтом, а она все никак не могла заставить себя уйти. Так и стояла, опершись спиной о дерево и обхватив руками собственные плечи. Столько всего случилось в этот день, что поднятый событиями ворох эмоций сбивал с толку. Ужас. Страх. Отчаяние. Счастье. Недоумение. И еще что-то совсем неопределимое - когда немного отступила тревога за Моро, девушка сообразила, что как должное восприняла помощь единорога. Как будто он не мог не придти. Как будто она имела право требовать. Это было... странно. Отголосками снов, которых она не помнила, звучали в ней тоска и радость, которые она не знала. Возможно - только лишь возможно - если бы она смогла подольше побыть рядом со сказочным зверем: вот так, глаза в глаза, как на поляне... возможно, тогда она смогла бы понять... но единорог ушел.

Моро последовал за ним, а Тайли осталась ждать, только вот она была в таком замешательстве, что даже не могла сообразить, кого или что именно она ждет. Хотя - смешно! - ну конечно же она ждет Моро. Друг обещал вернуться. Он не звал ее с собой, но она знала, что стоило лишь попросить - и можно было бы уйти вместе. Также она знала, что это не было бы правильным - только не сейчас, не когда в ней столько сомнений и замешательства.

Вслед за Моро, за горизонт опустилось и солнце. Летние ночи в лесу прохладны и тревожны, людям не стоит оставаться в такое время одним... Тайли медленно шла обратно в деревню по сотню раз хоженной тропинке. Для лаири лес был домом. Для Тайли он был домом в присутствии друга, а сейчас - всего лишь местом воспоминаний. Но даже так, здесь - среди шелеста, шорохов и криков ночных птиц, - было уютнее. чем в деревне. В деревне не было даже воспоминаний. И только здесь Тайли наконец поняла, как назвать то, что она чувствовала сейчас: печаль. Она будет скучать, она уже начала... и не поручилась бы за то, что только теперь начала. Казалось, это чувство жило в ней всегда - не одиночество, а именно печаль. Будто реальность попросту не соответствует тому, какой она должна быть, причины известны, а исправить ничего нельзя... только смириться и ждать. Она и ждала.

На следующее утро, проснувшись, Тайли впервые смогла вспомнить часть своего сна.

@темы: тексты, Раэн, Тайли, Моро, Оридж

---

Фандом: Ориджинал
Герои: Моро, Раэн
Тема: IV-5, Крик
Объём: 1810 знаков
Тип: джен
Рейтинг: G
Саммари: Когда единорог приходил в первый раз...
Авторские примечания: Моро и жители его деревни - лаири, лисы-оборотни. Раэн - единорог. Моро здесь 12 лет, это аналогично 12 годам человеческой жизни.

Утро то было самым обычным летним утром, разве что пасмурным немного. В воздухе пахло дождем, и никто не сомневался, что ближе к вечеру ливанет, но до вечера было далеко, а вода у них в доме закончилась еще вчера... Моро, едва успев проснуться, схватил кожаное ведро и побежал к ручью.
Знакомая тропинка привычно ложилась под ноги, оставляя мальчику возможность думать о своем. А подумать ему было о чем: в последнее время Сид собрал вокруг себя целое небольшое войско и повадился задирать тех, кто не пошел под его команду. Следовало за остававшиеся шесть дней найти способ приструнить обидчиков, да так, чтоб Хана увидела его победу. Тогда на празднике в честь дня летнего солнцестояния она примет его венок и встанет в круг рядом с ним. Моро вздохнул: сколько бы он ни представлял, как пообкусывает Сиду усы, на деле он всегда оказывался слабее, и с позорно короткими усами и в царапинах ходил сам.

Впрочем, все мысли о сопернике позабылись, когда мальчик как всегда почти бесшумно выскользнул из-под ветвей к ручью. Моро сперва глазам своим не поверил: в каких-то двадцати метрах выше по течению стоял единорог - почти совсем такой, как на картинке в старой книге Кая. Если бы даже мальчик по какой-то причине не приметил острый серебристый рог на голове зверя, он ни за что не спутал бы его с диким конем: от единорога пахло по-другому, сам он был выше, тоньше и будто опаснее. Моро застыл, как привороженный, во все глаза глядя на сказочное создание. Ему казалось, что прошла целая вечность до того, как единорог, напившись, отступил от воды и скрылся за деревьями, так и не заметив его присутствия.

Моро сглотнул, протер глаза, помотал головой, пытаясь придти в себя, машинально опустил ведро в ручей, раздумывая, как рассказать об увиденном, и поверит ли ему Хана, и что скажет Кай... и тут сонную тишину мирного лесного утра разорвал крик. Кричали в деревне - Моро не успел понять, кто, потому что крик этот быстро затих, сменившись сердитыми мужскими голосами и хлопаньем дверей. Ничего еще толком не понимая, мальчик бросил ведро и уже на четырех лапах припустил к деревне... позднее, много дней и ночей спустя, тот первый крик иногда звенел в его снах, заставляя просыпаться от ужаса.

@темы: тексты, Раэн, Моро, Оридж

---

Все псы попадают в рай

Фэндом: Bleach. Тут кагбэ Блич уже почти ни при чем, но что-то где-то мелькает, да...
Персонажи: Кира, Хисаги, Ичимару, ОЖП (тааа, я это написала! )
Рейтинг: PG (за намеки)
Саммари: Продолжение "саги о ремонте" для Leyana.
Дисклеймер: Поместье и ОЖП мои, остальное - Кубо-ками-сама. И да, спасибо Rational Software за RUP.
Предупреждение: флафф, на грани с ООС, кусочно и местами невнятно, простите меня все.



ANALYSIS

Stakeholders aka Заинтересованные лица:

Имя	Описание	Способы связи	Цели
Хисаги Шухей	Лейтенант 9го отряда	Адская бабочка; канцелярия 9го отряда; спросить у Киры Изуру	Укрепить свои позиции в личной жизни Киры Изуру
Кира Изуру	Лейтенант 3го отряда	Адская бабочка; канцелярия 3го отряда; спросить у Хисаги Шухея	Отдохнуть
Кира Рэй	Бабушка Киры Изуру	Приглашение или прошение об аудиенции, оставить в почтовом ящике у ворот поместья Кира	Починить поместье, пристроить внука
Поместье Кира	Родовое поместье Кира	Связь невозможна	Поправить здоровье, пристроить наследника
Ичимару Гин	Капитан 3го отряда	Лучше не связываться	Цели неясны. Перенесено в раздел рисков

Business background aka Описание ситуации:
Идет вторая неделя совместного отпуска лейтенантов 3его и 9го отрядов. Все заинтересованные лица, за исключением Ичимару Гина, собраны вместе. Хисаги Шухей и Кира Изуру отремонтировали пол на одной из веранд Поместья, что было замечено бабушкой Изуру и самим Поместьем.

Problem Statement aka основная цель проекта:
Укрепить отношения Киры Изуру и Хисаги Шухея официальным их признанием семьей Киры.

DESIGN

Ограничения:
1. Кира Рэй не идет на переговоры, пока не будет решен вопрос о ремонте.
2. Временное ограничение: все проблемы должны быть решены за оставшуюся неделю.
3. Заинтересованные лица не склонны к выполнению четких указаний, кроме как от вышестоящих лиц.

Предлагаемое решение:
Добиться одобрения Рэй-сан и Поместьем кандидатуры Хисаги Шухея в качестве личной жизни Киры Изуру. Их расположение Хисаги должен завоевать, показав готовность к сотрудничеству в вопросе о ремонте.
Данное решение не нацелено на удовлетворение потребностей Киры Изуру и Ичимару Гина - они остаются вне проекта (out of scope).

Риски:
1. Бледная тень Ичимару Гина на горизонте.
2. Возможное неодобрение Хисаги со стороны Рэй-сан.

Основной сценарий:
1. Кира Рэй инициирует переговоры с Хисаги Шухеем, намекая на желательность продолжения ремонта.
2. Хисаги Шухей планирует и выполняет часть работ по ремонту Поместья.
3. Кира Рэй и Поместье, довольные результатом работы, одобряют кандидатуру Хисаги и просят его позаботиться о Кире Изуру.

Альтернативные сценарии:
1. Хисаги Шухей отказывается выполнять ремонт. Реализуется риск (2) - неодобрение Рэй-сан. Вероятен провал задачи.
2. Хисаги Шухей терпит неудачу с организацией ремонта Поместья. Вероятен провал задачи.
3. Реализуется риск (1) - появляется Ичимару Гин. Последствия неизвестны. Исход задачи неизвестен.

IMPLEMENTATION

Реализация сценариев:
1. Кира Рэй инициирует переговоры с Хисаги Шухеем, намекая на желательность продолжения ремонта.
- И что это было?
Хисаги проводил недоуменным взглядом слугу, который только что сообщил, что госпожа, де, желает видеть гостя молодого господина у себя через полчаса, и вопросительно посмотрел на Киру, ожидая объяснений. Тот только плечами пожал в ответ:
- Понятия не имею. Бабушка редко принимает гостей… не нравится мне это. Переоденься - в таком виде лучше не появляться. Я с тобой.
Ровно через полчаса друзья стучали в нужную дверь. Внутрь, однако, допущен был лишь Хисаги: Киру вежливо, но недвусмысленно, выставили вон... Хисаги занервничал. Не то, что бы он боялся чего-то, но эта строгая пожилая дама, величественно восседающая напротив него, заставляла его чувствовать себя совершенно неуместным - как если бы большой лохматый уличный пес забрался в птичью клетку… и к тому же, бабушка была единственной семьей Киры, что бы там сам Кира про это ни думал, а между двух огней ставить друга Шухей не собирался.
- Как продвигается ваш отдых, Хисаги-сан? Все ли хорошо? Надеюсь, мой внук не слишком вас утомляет?
- Нет, что вы… все хорошо. Кира… то есть, ваш внук отлично справляется.
- Вот как...
Женщина улыбнулась. Хисаги поежился - почудилось ему в этой улыбке что-то знакомое…
- Между прочим, Хисаги-сан, я еще не поблагодарила вас за починку пола. Извините, что вы оказались в это вовлечены. Я напомню Изуру о том, как следует принимать гостей.
- Нет! То есть… я сам этого хотел. Мне было совсем нетрудно, поэтому…
Хисаги сбился и замолчал, потому что хозяйка дома опять улыбнулась - и на этот раз Шухей понял, кого она ему напоминает. Она ничем не была похожа на капитана третьего отряда - эта невысокая сухонькая старушка - но в улыбках ее было примерно столько же смысла, сколько и у последнего. Сейчас эта улыбка сообщала Хисаги, что он во что-то влип.
- Как это мило с вашей стороны. Мой непутевый внук без вас наверняка не справился бы. Могу я попросить вас об одной услуге, Хисаги-сан? Разумеется, если вас это не затруднит…
Хисаги сглотнул и выдавил из себя предполагающееся:
- К-конечно…
Не то, что бы его ответ что-то менял.
- Я бы не посмела просить об этом, но раз починка пола доставила вам только радость… поместье Кира, как вы заметили, давно уже не в лучшем состоянии. Ему требуется ремонт, но кто же будет этим заниматься? Мой внук почти не бывает дома и далек от хозяйства, а я, слабая женщина, в этом совершенно не разбираюсь.
Она снова улыбнулась, будто извиняясь за этот досадный факт. Хисаги вспомнил кучу пометок, сделанных слабой женской рукой на плане поместья, но благоразумно промолчал.
- Я была бы вам очень благодарна, если бы вы взяли на себя труд приглядеть за этой небольшой проблемой. Тогда вы стали бы желанным гостем в этом доме. Мы понимаем друг друга, Хисаги-сан?

…альтернативный сценарий 1: Хисаги Шухей отказывается выполнять ремонт. Реализуется риск (2) - неодобрение Рэй-сан. Вероятен провал задачи.
- …Мы понимаем друг друга, Хисаги-сан?
- Боюсь, мы с Кирой… то есть, с вашим внуком, невольно ввели вас в заблуждение. У меня не хватит знаний и времени, чтобы справиться с ремонтом такого масштаба. Но я могу помочь вам подобрать подходящего специалиста...
- Благодарю за предложение, Хисаги-сан, но думаю, в этом нет нужды. Извините, что потревожила ваш отдых. Не смею более отрывать вас от него. Если вас не затруднит, передайте моему внуку, чтоб он зашел ко мне.
Женщина перевела взгляд на окно, показывая этим, что аудиенция завершена. Шухей, чувствуя себя еще более неуютно, чем десять минут назад, поклонился и вышел из комнаты, чуть не наткнувшись за дверью на Киру. Тот встревожено посмотрел на него, потом на дверь, а затем взял за рукав и молча утащил за собой в сад - Шухей и сказать ничего не успел.
- Ну? О чем вы разговаривали?
- Ты не поверишь… о ремонте.
- Что? В смысле?
- Твоя бабушка хотела, чтоб я отремонтировал ваше поместье… я ей ответил, что не осилю такое объемное дело. Предложил ей помочь подобрать ремонтника, но она отказалась, и велела передать, чтоб ты зашел.
- Постой минутку. Бабушка попросила тебя о чем-то?
- Ну, можно и так сказать.
- Она попросила - и ты ей отказал? Ох, Шухей... ты понимаешь хоть, что натворил?
- А что мне оставалось?! Ты видел объем работы? Это нереально сделать за неделю. Она не оставила мне выбора, Изуру… теперь она меня выгонит, да?
Шухей обреченно посмотрел на любовника, будто это Кире было решать, как поступит его бабушка. Тот вздохнул:
- Скорее всего… только знаешь, что? Это и мой дом тоже, и ты - мой гость, а я хочу, чтобы ты остался. Не хотелось бы вступать в конфликт, но решать мне… Ты сказал, она велела зайти?
- Да… Изуру… слушай, не ссорься из-за меня с бабушкой… если надо, я уйду. Оно не стоит того, чтоб вы ругались. Она ведь твоя семья.
- Ну… ты тоже в некотором роде моя семья, семпай. Подожди меня здесь, пожалуйста…
Кира бледно улыбнулся и направился обратно к дому, оставив несколько ошарашенного и неуместно счастливого Шухея за спиной.
Неизвестно, как происходил разговор, но вернулся Кира лишь три часа спустя, измотанный и явно расстроенный. На вопросительный взгляд коротко ответил, что все в порядке, и Шухей может остаться, после чего ушел в свою комнату, попросив некоторое время его не трогать.
А Шухей… он за эти три часа много чего передумал. Он провожает Киру взглядом и направляется в уже знакомую комнату.
Решительный стук, ровное усталое "войдите"… он и входит, и останавливается перед старшей Кира, которая никак не выражает своих эмоций по поводу его вторжения. Все тот же усталый ровный голос:
- Что-то случилось, Хисаги-сан? Вам следовало бы сейчас праздновать: из-за вас мой внук прекословил мне.
- Кира-сан, выслушайте меня пожалуйста… вы думаете, должно быть, что мне - безродному невоспитанному вояке - нечего делать рядом с вашим внуком. Может быть, вы правы… я сам иногда удивляюсь тому, как все вышло. Только знаете, он мне очень дорог. Больше сорока лет его знаю, и только крепче привязываюсь. И не отдам никому возможность быть с ним. Понимаете? Даже если вы против, все равно не отступлюсь. Вы можете выгнать меня отсюда, но над отрядами Готея вы не властны.
Старая женщина поджала губы и задрала подбородок, так что при маленьком своем росте будто бы сверху вниз посмотрела на рослого лейтенанта. А тот вдруг опустился на колени, прижался лбом к циновке и продолжил, не давая ей ответить.
- Пожалуйста, не мешайте нам, Кира-сан. Не заставляйте Изуру выбирать…
- Изуру, значит…
Хисаги выпрямился и ответил, глядя собеседнице в глаза:
- Да, Изуру.
- Сговорились, стало быть… что, мой внук попросил вас добить упрямую старуху?
- Вы плохо знаете своего внука. Если вы не против, я не хочу, чтоб он узнал об этом разговоре.
- Да что же это такое творится… мальчишки, а указываете мне, что делать! Ладно вы, но Изуру… он же получил надлежащее воспитание, и всегда - всегда! - был послушным мальчиком. Что вы сделали с моим внуком в этом вашем Готее?!
Начав тихо, будто себе под нос, под конец она почти кричала, а Шухей наклонил голову и слушал, не пытаясь возражать. Но стоило лишь затихнуть последнему слогу, как он продолжил:
- Простите нас. Пожалуйста, разрешите нам быть вместе.
- Наглый мальчишка!
- Пожалуйста, Кира-сан, - упрямо повторил Шухей. Он и сам не вполне понимал, что и зачем делает, но то, что Кира за него - за них - боролся, не давало уйти. Если это было важно для Изуру, то и для него это автоматически становилось важным. Прошло несколько минут после его просьбы. Хисаги не поднимал головы, ожидая чужого решения, а старшая рода Кира молчала, обдумывая ситуацию и успокаиваясь. Наконец, она нарушила тишину:
- Зачем тебе мой внук? Объясни.
- Он… это сложно выразить словами...
- Попытайся.
Хисаги неловко взлохматил волосы на затылке, а затем заговорил, медленно и тяжело, делая паузы и старательно подбирая слова - как человек, не привыкший выражать свои чувства иначе, чем делами. Кира Рэй терпеливо слушала, не торопя и не перебивая его.
- Он знает меня, а я знаю его - достаточно, чтоб прикрывать слабые места друг друга… мне хорошо с ним. Можно расслабиться. Понимаете? Наша работа - это ответственность, это память о тех, за кем не уследил... это постоянная гонка: с собой, с друзьями, со смертью… а с ним знаешь, что спина прикрыта, и что бежать необязательно. Можно забыть про смерть и думать про жизнь... и он доверяет мне прикрывать свою спину - всегда и везде, не только в бою. Это тоже многое значит.
Хисаги замолчал, не зная, что еще сказать, и чувствуя себя ужасно глупо - до едва заметных красных пятен на смуглой коже. Пауза затянулась, и он не выдержал:
- Кира-сан...


2. Хисаги Шухей планирует и выполняет часть работ по ремонту Поместья.
- …Мы понимаем друг друга, Хисаги-сан?
Шухей угрюмо кивнул. О том, что это шантаж, он говорить не стал. О том, что он в этом, вообще-то, сам не разбирается, и к тому же, является военным, у которого увольнительная через неделю заканчивается, он также промолчал. Хисаги вообще умел быть благоразумным молодым человеком, когда того требовали обстоятельства.
В ответ на него вывалили целую кучу рекомендаций и указаний, которые он машинально сохранил в памяти, не особо понимая. Как он выбрался из этой комнаты, Шухей не помнил. Кажется, из транса, вызванного потоком непонятной информации, он вышел только почти врезавшись в Киру, который все это время ждал его на выходе из здания. Вернувшись в реальность, Шухей проникновенно посмотрел на встревоженного кохая и подтвердил его опасения:
- Мы влипли.
- Что случилось? О чем вы разговаривали?
- Твоя бабушка пожелала ремонта вашего поместья. В смысле, капитального. А я не смог отказаться. Кирааа… это же невозможно, нам через неделю на службу, и что теперь делать? Может, она это нарочно, чтоб отвадить меня отсюда?
- Погоди, дай подумать.
Шухей послушно замолчал, зная эту особенность друга: когда он садился целенаправленно подумать, то выход обязательно находился. Если на это хватало времени. Сейчас время у них было, а значит - можно было отложить процесс биения головой о ближайшую стенку. Его даже следовало отложить - чтоб не маячить и с мысли не сбивать. Вместо этого он сел записывать те указания и советы кириной бабушки, что еще помнил.

- Слушай, а кто руконгайские здания поддерживает в порядке?
Хисаги задумался на пару секунд, а потом поднял посветлевший взгляд на Киру.
- Желающие всегда есть.
- …и если ты сегодня найдешь мастера…
- …то через пару дней они будут здесь и до конца недели успеют составить график работ.
Он встал и широко улыбнулся.
- Жди к вечеру.
К вечеру Шухей действительно вернулся, уставший, но довольный, а через пару дней подтянулась и группа руконгайских плотников во главе с молодо выглядящим (но о чем говорит возраст в Руконгае?) прорабом. Парень осмотрел поместье, прочитал шухеевы записи, и к вечеру уже его группа приступила к работе.
На исходе недели в ремонтируемый лично Кирой и Хисаги гостевой домик заглянула хозяйка поместья. Она скептически осмотрела помещение, чихнула от пыли и недвусмысленно объяснила, что вовсе не имела в виду превращать поместье в сплошную стройплощадку так внезапно; что постоянные звуки пилы и забиваемых гвоздей вызывают у нее головную боль, и неужели нельзя было спланировать работы так, чтоб хоть где-то была тишина?
Впрочем, видно было, что в целом женщина довольна наконец-то сдвинувшимся с места ремонтом, и что ей любопытно, как идут дела. Она заглядывала в ремонтируемые здания еще пару раз, игнорируя беспокойство Изуру по поводу опасности подобных прогулок, и каждый раз ворчала на оказавшихся поблизости внука, Хисаги или рабочих. А прямо перед отъездом пригласила внука и его гостя к себе на вечерний чай. Кира разнервничался было, но как оказалось - зря: вечер прошел спокойно, за вполне светской беседой, которую практически за троих вела его бабушка. Шухей явно чувствовал себя не в своей тарелке и по большей части молчал, подавая голос лишь в ответ на прямые вопросы, да кивая в нужных местах. Когда настала пора уходить, он вздохнул с облегчением. Это не осталось незамеченным. Хозяйка дома улыбнулась одной из тех сложно читаемых улыбок, что сразу вызывали в памяти образ Ичимару:
- Кажется, я утомила вас разговором. Простите старуху, не так часто в этом доме кто-то гостит.
- Кира-сан...

…альтернативный сценарий 2: Хисаги Шухей терпит неудачу с организацией ремонта Поместья. Вероятен провал задачи.
…неужели нельзя было спланировать работы так, чтоб хоть где-то была тишина?
Женщина не успела даже понять, что происходит: вот только что она выговаривала понурившимся ребятам за то, что они устроили в доме лесопилку, затем раздался странный треск, и в следующий момент она оказалась на полу, прикрытая от падающей сверху щепы нависшим над ней внуком.
- Кира!
Изуру быстро глянул куда-то вверх, потом подхватил ее на руки и парой секунд спустя опустил на землю за пределами помещения.
- Что происходит?
- Перекрытие лопнуло… бабушка, скорее, пошлите за кем-нибудь из плотников.
Он метнулся обратно, не давая ни возмутиться, ни потребовать дальнейших объяснений. Впрочем, Кира Рэй и так примерно себе представляла, что случилось. Она только не поняла, почему потолок не обвалился, да еще удивилась тому, каким быстрым и решительным мог быть ее внук.
К счастью, долго искать помощь не пришлось - мимо проходило двое руконгайцев, которые на фразу о перекрытии отреагировали мгновенно: один побежал за подмогой, а второй - к гостевому домику. Еще через несколько минут ребята выбрались наружу: пыльные, с щепками в волосах, но почти целые. Только у Хисаги было изрядно разодрана кожа на плечах, но кажется, это не беспокоило ни того, ни другого. К этому моменту хозяйка поместья уже знала подробности: треснувшее перекрытие, под которым она стояла, успели заметить оба, и если Изуру метнулся закрыть ее собой, то Шухей успел принять на себя вес балки, не давая потолку упасть на людей внизу. Подоспевшие рабочие укрепили перекрытие подпорками и теперь аккуратно разбирали крышу - старое здание явно нуждалось в куда более основательном ремонте, чем казалось на первый взгляд.
Кира хотел было ускользнуть вместе со своим гостем, но от старшей рода Кира, несмотря на ее возраст, никто так просто не уходил. Она преградила им путь и, игнорируя внука, обратилась напрямую к Хисаги - тихо, но от того не менее весомо.
- Мне казалось, мы поняли друг друга, Хисаги-сан, но я вижу, что ошиблась. Вы пропустили мимо ушей мои слова о состоянии здания, разрушили наш дом, подвергли опасности меня и моего внука… я жду объяснений, Хисаги-сан.
- Бабушка...
- Я, кажется, не давала тебе слова, Изуру.
- Но…
- Тихо!
- Она права, - Шухей поднял руку, останавливая собравшегося было вновь возражать кохая, - надо было оставить это здание профессионалам, а не лезть на рожон, пытаясь что-то доказать.
Он повернулся к ждущей ответа женщине и покаянно склонил голову.
- Мы не допустили бы, чтоб вы пострадали, но это не оправдание. Примите мои извинения.
Ответа не последовало, и через некоторое время Шухей поднял голову и взглянул на кажущуюся теперь скорее задумчивой, чем сердитой, хозяйку дома.
- Кира-сан…

…альтернативный сценарий 3. Реализуется риск (1) - появляется Ичимару Гин. Последствия неизвестны. Исход задачи неизвестен.
Ичимару Гин отказался где бы то ни было появляться, аргументируя это тем, что: жарко, неинтересно, и у автора меч короток - говорить, куда ему идти. После чего туманно добавил, что всегда рядом и предложил сушеной хурьмы.

3. Кира Рэй и Поместье, довольные результатом работы, одобряют кандидатуру Хисаги и просят его позаботиться о Кире Изуру.
- Кира-сан...
- Привозите моего внука домой почаще, Хисаги-сан. Ему свойственно забывать о долге перед семьей.

Задача проекта успешно выполнена. Недоработки учтены. Мнение Киры Изуру о ходе ведения работ нецензурно и в расчет не принимается.

PROJECT COMPLETE

Вопрос: Автор молодец

1. отличается умом и сообразительностью		4	(100%)
Всего:		4

@темы: Хисаги, Кира, Блич, Ичимару, фикшн

---

Фэндом: Блич
Персонажи: Кира, Шухей.
Рейтинг: PG-13 за подразумеваемое
Саммари: В рамках обмена кирошухеями с Leyana и Haruyuki Mai. Отпуск в поместье Кира, часть 3.
Дисклеймер: текст как единое целое - мой, персонажи - Куботайтовы.

А однажды они меняли пол на веранде - после того, как коварная поверхность проломилась прямо у них под ногами, когда они чересчур близко (по мнению поверхности) друг к другу встали. Причем, Шухей упорно настаивал на том, что пол тут меняет он, а Кира де для вдохновения. Кира не спорил, серьезно кивал, подавал гвозди, придерживал доски и честно вдохновлял в меру способностей. Сразу после начала сего действа, прямо с утра, мимо совершенно случайно прогулялась кирина бабушка, посмотрела на шумное безобразие минут десять и молча удалилась. Случайно прогуливалаясь мимо парой часов позже, она так же молча занесла старые чертежи дома, где было недвусмысленно помечено, что еще надо бы поменять. Пока не проломилось.
Кира расстроился.
Впрочем, долго расстраиваться у него не вышло, потому что его виноватый вид Шухея не вдохновлял, о чем тот и заявил, немало не стесняясь. И добавил еще, что надо не страдать по поводу собственной нехозяйственности, а ремонт планировать. Потому что он - Шухей - конечно, всегда рад, но все же, во-первых, не плотник, а во-вторых, выходные уж больно редкая штука.
Кира приятно удивился, улыбнулся и спланировал. Долго, что ли? А пол они за пару дней перестелили.

А потом, поздним вечером, они валялись на этом самом полу - упругом, жестком, свежем, - в обнимку практически валялись... и Шухей сонно размышлял на ту тему, что ветхий дом клана Кира уже не такой уж и ветхий, и вроде как немножечко свой теперь. А дом довольно поскрипывал, чем мог, и думал, что наконец-то наследник пристроен. А сам наследник ни о чем не думал, ему и так хорошо было. До чертиков.

@темы: Хисаги, Кира, Блич

---

Фэндом: рассказы о Шерлоке Холмсе
Персонажи: Холмс, Ватсон, миссис Хадсон за кадром
Рейтинг: G
Саммари: Автор извиняется за многословность, отсутствие чувства юмора, посягательство на святое, возможные огрехи матчасти и неудавшуюся форму куска пьесы. Автору вообще стыдно. Но, видимо, недостаточно стыдно. И за это стыдно отдельно.
Дисклеймер: персонажи не мои, атмосфера не моя, и даже схема сюжета не моя. Однако, текст как единое целое, таки мой.

Дождливый лондонский вечер. Бэйкер стрит, 221В. У камина в креслах сидят Шерлок Холмс и Джон Ватсон, оба в домашней одежде, расслаблены и благодушны. На столике между ними стоит бутылка брэнди и два полупустых стакана.
Идет привычный для обоих диалог, неизменно случающийся после каждого раскрытого дела.
Роли читают Василий Ливанов и Виталий Соломин в обычных своих интонациях.

- Но, Холмс, как же вы догадались?
- Хотел бы я сказать: "Элементарно", дорогой мой Ватсон, но увы, была в этом деле одна неясность, что вплоть до последнего момента смущала мой ум. Я все никак не мог понять, как же господин Ли Цяо позволил застать себя врасплох. Он ведь профессиональный боец, а нападавшие на это явно не рассчитывали. К тому же, он был человеком исключительного здоровья, и при этом довольно мнительным. Малознакомый человек вряд ли бы смог хотя бы подойти к нему со спины, не то что успеть нанести удар. И тем не менее, именно так и случилось, более того - следов сопротивления практически не осталось, хотя не похоже, что бы нападавшие могли составить господину Ли хоть какую-то конкуренцию даже вдвоем против одного.
- Действительно... я об этом не задумывался, но после ваших слов... и как же тогда преступникам это удалось?
- Как я уже упомянул, эта загадка никак не давала мне покоя, и я уже было начал сомневаться в силе дедукции и в своих способностях раскрыть дело...
- Ну что вы, Холмс!
- Да, друг мой, именно так. Сколько я ни бился, никак не удавалось свести все обстоятельства воедино. Это стало своеобразным вызовом для меня как для частного детектива. Честное слово, Ватсон, если бы я не смог раскрыть это дело, это нанесло бы серьезный удар моему подходу. К счастью, меня выручила миссис Хадсон. Сегодня утром она подала к завтраку чай с молоком, как обычно. Пребывая в дурном настроении, что неудивительно, я позволил себе пошутить в том духе, что ее стараниями мы пьем больше молока, чем некоторые грудные дети. Вы помните, Ватсон?
- Припоминаю. И на мой взгляд, Холмс, это была не самая удачная шутка.
- Совершенно верно. Поверьте, у меня не было намерения обижать нашу милую миссис Хадсон, но рассердившись, она как раз и сказала то, что позволило мне наконец найти выход из этой крайне неприятной ситуации.
- Но как? Она же сказала лишь: "Запомните, мистер Холмс, молоко еще никому не вредило"...
- Именно. И это навело меня на верный путь. Как я уже упомянул, господин Ли был мнителен. Он бы ни за что не подпустил к себе со спины малознакомых людей. Это вынудило меня предположить, что нападавшим он доверял. Однако, ранее я совершенно точно установил, что подозреваемые не пересекались с ним вплоть до предыдущего вечера. Это противоречие заставляло меня сомневаться в правильности моей версии, хотя все остальное идеально в нее укладывалось.
- Холмс, не томите, как же слова миссис Хадсон помогли вам?
- Я вспомнил, что в лондонских гостиницах на завтрак неизменно подают чай с молоком. Для нас с вами это настолько привычно, что сперва сей факт ускользнул от моего внимания. Но господин Ли - китаец. Понимаете, о чем я?
- О Боже, Холмс... у большинства китайцев - острая непереносимость молочных продуктов! Неужели он отравился?
- Скорее всего, потерпевший не знал об этой особенности своего организма, ведь он только накануне прибыл в Англию. Вечером он спокойно поужинал в столовой, не зная, что грабители заметили перевозимые им драгоценности еще на таможне в порту, а утром, сразу после завтрака у себя в номере, он почувствовал острое недомогание, и не успел позвать врача, как на него напали. Стакан утреннего чая сыграл с господином Ли дурную шутку. Если бы не это, он бы наверняка отбился от нападавших.
- Какое ужасное невезение, Холмс!
- Согласен, друг мой, согласен... нелепая история.
- Да... но я рад, что вы восстановили свою веру в дедукцию. Было печально видеть вас столь непривычно подавленным последние дни.
- Благодарю, мне приятно ваше беспокойство, но еще приятнее, что теперь к нему нет повода. Однако, Ватсон... миссис Хадсон была неправа на счет молока.
- Думаю, не стоит ей об этом сообщать, если вы не хотите на следующую неделю остаться вовсе без завтраков.
- Вы правы, Ватсон. За удачное завершение дела?
- И за любовь миссис Хадсон к молоку, друг мой... и за дедукцию!

Вопрос: Автор молодец

1. ничо так автор		3	(100%)
Всего:		3

@темы: фикшн

---

Дети чужих революций

Рейтинг: PG за лексику?
Саммари: Как будто революционное нечто по заявке Lennard на песню.
Дисклеймер: мое

"В мире, где остались мои боги..."
(с) Альвар

Когда-то давно ты мечтал о... в общем, была у тебя мечта - сумасшедшая, глупая, и чтобы до звёзд, как оно только и бывает в юности.
А потом ты отвлёкся будто бы на минутку, и не успел оглянуться, как уже шёл за чужой мечтой. Годами, десятилетиями, все шёл и шёл, искренне веря в, сражаясь за, сердцем горя для, многократно восставая из пепла ради, любя и ненавидя тех, на кого указывало пылающее чужими порывами сердце...
А теперь ты стоишь на чужой - такой ли уж чужой? - могиле и вдруг оглядываешься, и вспоминаешь, и в ужасе понимаешь, что - чёрт побери! - когда-то много лет назад ты по любопытству лишь свернул со своего пути, да так на него и не вернулся. А припорошенная пеплом и прочей пылью твоя собственная мечта так никуда и не делась, только вот силы истрачены не на неё - на чужую. Тоже красивую и яркую, но не твою, не твою, не твою же ведь!
А твоя сиротливо ждёт и ни на что уже не надеется.
А чужая, на алтарь которой положена жизнь, всё такая же красивая и почти как родная уже, по-прежнему рядом - рукой подать. Как и пять, и десять, и двадцать лет тому назад...
И злости нет, есть только усталость - тяжёлая, как этот могильный камень, и лучше бы под ним лежать тебе, а не ему, потому что он... потому что у него не было усталости, зато была злость, потому что он бы плюнул на всё, смахнул бы пыль со старых знамён и вернулся бы на свой путь, и прошёл бы его до конца - глупо, смело и до звёзд... ты - не он.
Ты - старый, пыльный, изломанный, уставший - кладёшь на могилу цветы, разворачиваешься и уходишь прочь, остро чувствуя пустоту там, где всегда, всегда...
Скорее всего ты уже не сможешь пройти свой некогда намечтанный путь. Возможно, ты даже вернуться на него не успеешь, сгинешь, не дойдя до края. Только вот он сам уже точно не успеет, а значит, успеть у вас получится теперь только вместе, а значит - попытка стоит смерти, уже стоила, и что теперь сомневаться - теперь, когда все цены уплачены?
И пусть он несёт гордо реющие, как в почти забытой юности, знамёна, шагая вперёд в своём неведомом тебе пока мире, а ты - нелепый и смешной, как первый гимн Страны Советов, - шаг за шагом будешь идти к своей - вашей! - мечте по дорогам этого мира, покуда хватит у тебя на это сил.
И тогда, может быть, при вашей следующей встрече вам не о чем будет жалеть.

@темы: Оридж