Улыбайтесь - это всех раздражает!
Фэндом: реальность
Персонажи: три девушки
Рейтинг: PG-13 за фемслеш
Саммари: фемслеш, ангстовый
Дисклеймер: Мысли витали в воздухе. Спасибо фильму "Время по Гринвичу", особенно - за первые и послдние кадры. А текст мой, дада, и девочки - тоже.
читать дальшеМы тогда были на пляже - носились, как оголтелые, вдоль воды, оставляя на мокром упругом песке неровные следы. А Джоан сидела на пледе в своей большой соломенной шляпе и фотографировала то нас с Мари, то море. Мари и море...
Эти фотографии вышли потом ужасно смазанными... и засвеченными, к тому же. Ведь тогда ярко, до рези в глазах, светило солнце...
- Лиза... Лиз, проснись...
Реальность возвращается монотонным стуком дождя по металлу и отсутствием движения. Приехали.
- Лиза!
- Я не сплю...
Надо открывать дверь и идти, бежать туда... и не потому, что дождь, бежать, а потому, что там - Мари, светлая девочка моя, сероглазая, звонкоголосая, легкая, как ветер по весне. Самая красивая, самая теплая, самая любимая... очнулась сегодня - впервые за последние восемь дней. Впервые за целую вечность.
Мне страшно.
- Пойдем уже...
Дверь открывается легко, практически выгоняя из относительно безопасного мирка. Мы медленно - тебе ведь тоже страшно, Джо? Ты поэтому так сжимаешь мою руку? - подходим к больничному крыльцу, поднимаемся по плоским ступеням и оставляем дождь за спиной.
Путь до нужной комнаты выучен наизусть, мы обе могли бы пройти его с закрытыми глазами. Только вот закрывать глаза у нас сейчас права нет. И не потому, что тебя изуродовало в той аварии, нет, это ерунда, ну ерунда же, честное слово, Мари... просто теперь нам вдвоем нужно смотреть за троих. В твою палату мы входим, уже не держась за руки.
А ты не спишь, я сразу вижу... и потому без лишних вопросов опускаюсь на колени рядом с твоей койкой - стул такой чертовски высокий и так далеко, - осторожно беру твою руку и прижимаюсь к ней щекой.
- Я люблю тебя, слышишь? Все будет хорошо, потерпи немного...
- Лиза...
Ты слабо шевелишь пальцами, а потом всхлипываешь, будто задыхаясь. Наверное, ты сама не узнаешь собственный голос - охрипший после восьми дней молчания. Тебе сейчас куда страшнее, чем мне, и я как могу успокаиваю тебя, бормоча, кажется, одно и то же, непонятно кого пытаясь убедить на самом деле: "не плачь, все будет хорошо, люблю тебя", - пока ты снова не засыпаешь. И тогда плачу я, а Джо оттаскивает меня от тебя и уводит из палаты.
Врач еще раньше сказал нам - и ты этого пока не знаешь, а мы уже устали бояться об этом думать - что зрение к тебе не вернется.
Тебе становится лучше, и ты спрашиваешь: "Лиз, когда мне снимут повязку?" - но как тебе сказать такое... пауза затягивается, и Джо тут же начинает рассказывать что-то про реабилитационный период.
Мы уже очень давно не были так - вместе: с тех пор, как "трое" превратилось в "двое", и Джо уехала, не желая быть лишней. А теперь нас снова трое, и когда ты смеешься, кажется, что вот еще немного, ты поправишься, - и все будет как раньше... только как раньше уже не будет.
- Лиз, как я выгляжу сейчас?
Авария оставила шрамы, и ты знаешь об этом, и переживаешь, кажется... по крайней мере, на этот вопрос я могу ответить искренне и без заминки:
- Как всегда, самая красивая девушка на планете.
Ты улыбаешься и больше не спрашиваешь про повязку. Хотя... наверное, ты уже знаешь ответ - с того момента, как я не смогла сказать это вслух. Ты ведь тоже понимаешь, Мари: пока он не озвучен, пока есть надежда - можно притворяться, что мы еще в прежнем солнечном мире... и то, что Джоан тоже здесь, только помогает этому притворству. И пока ты не поправишься, пока можно не отвечать, лучше ведь побыть еще немного там, да, Мари?..
Мне кажется, ты все дальше от меня. Закрываешься в скорлупку от этого знания, как и я. Только вот мне казалось, что мы будем там вместе, а получилось, что каждая - в своем мире-яйце, и друг до друга уже почти не дотянуться, и с каждым шагом все непонятнее, что же дальше делать. О будущем мы не говорим - только о том, что было будущим пару недель назад.
- А на Рождество мы поедем в Прагу... хочешь, Мари?
Это мы спланировали вечность назад - прошедшим летом, а сейчас осень в самом разгаре.
- Конечно, - ты по-детски категорична и как будто даже возмущена, - мы же это уже решили!
- Хорошо, хорошо, не сердись, - поднимаю руки, забыв, что ты этого не видишь, - тогда сразу как тебя выпишут, купим билеты. Будем гулять по тем самым готическим кривым улочкам, пока у тебя уши от мороза не отвалятся.
- Еще посмотрим, у кого они первыми отвалятся...
- ...хватит.
Джо сидит по другую сторону от твоей койки и смотрит в пол.
- Перестаньте... так не пойдет.
Мне хочется остановить ее, но в горле комом стоит усталость напополам со страхом, даже выдохнуть толком не получается. Мари тоже молчит.
- Нельзя вечно притворяться, что ничего не изменилось! Надо продолжать... надо жить дальше, ну же...
Последние слова она произносит мягко и как-то беспомощно. Несколько секунд в висках бьется тишина, а потом Мари поворачивается и до боли стискивает мою руку.
- Когда мне снимут повязку, Лиз?
Выдыхаю, наконец, и накрываю ее ладонь второй рукой.
- Ты больше не сможешь видеть. Никогда.
Она кивает и замолкает, будто деревенея - только пальцы мои сжимает все так же сильно. Осторожно высвобождаюсь и притягиваю свою самую любимую, самую красивую, самую смелую девочку к себе. А Джо обнимает нас обеих.
Те солнечные дни никогда не вернутся к нам.
Персонажи: три девушки
Рейтинг: PG-13 за фемслеш
Саммари: фемслеш, ангстовый
Дисклеймер: Мысли витали в воздухе. Спасибо фильму "Время по Гринвичу", особенно - за первые и послдние кадры. А текст мой, дада, и девочки - тоже.
читать дальшеМы тогда были на пляже - носились, как оголтелые, вдоль воды, оставляя на мокром упругом песке неровные следы. А Джоан сидела на пледе в своей большой соломенной шляпе и фотографировала то нас с Мари, то море. Мари и море...
Эти фотографии вышли потом ужасно смазанными... и засвеченными, к тому же. Ведь тогда ярко, до рези в глазах, светило солнце...
- Лиза... Лиз, проснись...
Реальность возвращается монотонным стуком дождя по металлу и отсутствием движения. Приехали.
- Лиза!
- Я не сплю...
Надо открывать дверь и идти, бежать туда... и не потому, что дождь, бежать, а потому, что там - Мари, светлая девочка моя, сероглазая, звонкоголосая, легкая, как ветер по весне. Самая красивая, самая теплая, самая любимая... очнулась сегодня - впервые за последние восемь дней. Впервые за целую вечность.
Мне страшно.
- Пойдем уже...
Дверь открывается легко, практически выгоняя из относительно безопасного мирка. Мы медленно - тебе ведь тоже страшно, Джо? Ты поэтому так сжимаешь мою руку? - подходим к больничному крыльцу, поднимаемся по плоским ступеням и оставляем дождь за спиной.
Путь до нужной комнаты выучен наизусть, мы обе могли бы пройти его с закрытыми глазами. Только вот закрывать глаза у нас сейчас права нет. И не потому, что тебя изуродовало в той аварии, нет, это ерунда, ну ерунда же, честное слово, Мари... просто теперь нам вдвоем нужно смотреть за троих. В твою палату мы входим, уже не держась за руки.
А ты не спишь, я сразу вижу... и потому без лишних вопросов опускаюсь на колени рядом с твоей койкой - стул такой чертовски высокий и так далеко, - осторожно беру твою руку и прижимаюсь к ней щекой.
- Я люблю тебя, слышишь? Все будет хорошо, потерпи немного...
- Лиза...
Ты слабо шевелишь пальцами, а потом всхлипываешь, будто задыхаясь. Наверное, ты сама не узнаешь собственный голос - охрипший после восьми дней молчания. Тебе сейчас куда страшнее, чем мне, и я как могу успокаиваю тебя, бормоча, кажется, одно и то же, непонятно кого пытаясь убедить на самом деле: "не плачь, все будет хорошо, люблю тебя", - пока ты снова не засыпаешь. И тогда плачу я, а Джо оттаскивает меня от тебя и уводит из палаты.
Врач еще раньше сказал нам - и ты этого пока не знаешь, а мы уже устали бояться об этом думать - что зрение к тебе не вернется.
Тебе становится лучше, и ты спрашиваешь: "Лиз, когда мне снимут повязку?" - но как тебе сказать такое... пауза затягивается, и Джо тут же начинает рассказывать что-то про реабилитационный период.
Мы уже очень давно не были так - вместе: с тех пор, как "трое" превратилось в "двое", и Джо уехала, не желая быть лишней. А теперь нас снова трое, и когда ты смеешься, кажется, что вот еще немного, ты поправишься, - и все будет как раньше... только как раньше уже не будет.
- Лиз, как я выгляжу сейчас?
Авария оставила шрамы, и ты знаешь об этом, и переживаешь, кажется... по крайней мере, на этот вопрос я могу ответить искренне и без заминки:
- Как всегда, самая красивая девушка на планете.
Ты улыбаешься и больше не спрашиваешь про повязку. Хотя... наверное, ты уже знаешь ответ - с того момента, как я не смогла сказать это вслух. Ты ведь тоже понимаешь, Мари: пока он не озвучен, пока есть надежда - можно притворяться, что мы еще в прежнем солнечном мире... и то, что Джоан тоже здесь, только помогает этому притворству. И пока ты не поправишься, пока можно не отвечать, лучше ведь побыть еще немного там, да, Мари?..
Мне кажется, ты все дальше от меня. Закрываешься в скорлупку от этого знания, как и я. Только вот мне казалось, что мы будем там вместе, а получилось, что каждая - в своем мире-яйце, и друг до друга уже почти не дотянуться, и с каждым шагом все непонятнее, что же дальше делать. О будущем мы не говорим - только о том, что было будущим пару недель назад.
- А на Рождество мы поедем в Прагу... хочешь, Мари?
Это мы спланировали вечность назад - прошедшим летом, а сейчас осень в самом разгаре.
- Конечно, - ты по-детски категорична и как будто даже возмущена, - мы же это уже решили!
- Хорошо, хорошо, не сердись, - поднимаю руки, забыв, что ты этого не видишь, - тогда сразу как тебя выпишут, купим билеты. Будем гулять по тем самым готическим кривым улочкам, пока у тебя уши от мороза не отвалятся.
- Еще посмотрим, у кого они первыми отвалятся...
- ...хватит.
Джо сидит по другую сторону от твоей койки и смотрит в пол.
- Перестаньте... так не пойдет.
Мне хочется остановить ее, но в горле комом стоит усталость напополам со страхом, даже выдохнуть толком не получается. Мари тоже молчит.
- Нельзя вечно притворяться, что ничего не изменилось! Надо продолжать... надо жить дальше, ну же...
Последние слова она произносит мягко и как-то беспомощно. Несколько секунд в висках бьется тишина, а потом Мари поворачивается и до боли стискивает мою руку.
- Когда мне снимут повязку, Лиз?
Выдыхаю, наконец, и накрываю ее ладонь второй рукой.
- Ты больше не сможешь видеть. Никогда.
Она кивает и замолкает, будто деревенея - только пальцы мои сжимает все так же сильно. Осторожно высвобождаюсь и притягиваю свою самую любимую, самую красивую, самую смелую девочку к себе. А Джо обнимает нас обеих.
Те солнечные дни никогда не вернутся к нам.